Герберт Уэллс - Война миров (пер. Магур) Страница 38

— Видели вы марсиан? — спросил я. — С тех пор как я выбрался…

— Они ушли к Лондону, — перебил он. — Я думаю, они там разбили лагерь побольше. Ночью раз по дороге к Хэмпстеду по всему небу светило зарево. Точно от большого города. И в зареве двигались их тени. При дневном же свете их не было видно. Но ближе… я не видел их… — Он сосчитал по пальцам. — Пять дней… Потом я видел, как двое из них тащили что-то большое к Хеммерслиту. А позапрошлую ночь… — Он остановился и многозначительно добавил: — Опять появилось зарево, да в воздухе что-то носилось. Я думаю, они построили летательную машину и пробовали летать.

Я оперся руками и коленями, мы поползли к кустам.

— Летать?

— Да, — сказал он, — летать.

Я прополз дальше до небольшого возвышения и сел.

— Значит, с человечеством покончено… — сказал я. — Если они могут летать, они просто пролетят над всей Землей…

Он кивнул головой.

— Они полетят. Здесь тогда станет чуточку легче. Да, впрочем… — Он посмотрел на меня: — Разве не видите, что наши дела плохи. Я в этом убежден. Мы уничтожены… Разбиты…

Я взглянул на него. Как это ни странно, мне не приходила в голову эта мысль, такая очевидная.

Я все на что-то смутно надеялся по привычке. Он решительно повторил:

— Уничтожены! Все кончено. Они потеряли одного, только одного. Они хорошо укрепились и разбили величайшую державу в мире. Они растоптали нас. Смерть одного марсианина под Уэйбриджем была случайностью. Ведь эти марсиане — только пионеры. Они продолжают прибывать. Эти зеленые звезды… Я не видел их уже пять или шесть дней, но я уверен, что они каждую ночь падают где-нибудь. Мы бессильны. Мы уничтожены.

Я ничего не ответил ему, тщетно пытаясь найти какие-нибудь возражения.

— Это даже не война, — продолжал артиллерист, — разве может быть война между людьми и муравьями?

Мне вдруг вспомнилась ночь в обсерватории.

— После десятого выстрела они не стреляли больше, по крайней мере до прибытия первого цилиндра.

— Откуда вы знаете? — спросил артиллерист.

Я объяснил. Он задумался.

— Что-нибудь неладное случилось у них с пушкой, — сказал он. — Да только что из этого? Они снова приведут ее в порядок. Если и будет небольшая отсрочка, разве это изменит конец? Люди — и муравьи. Муравьи строят города, живут своей жизнью, ведут войны, пока они не мешают людям, а потом истребляются. Мы стали теперь такими же муравьями. Только…

— Что? — спросил я.

Мы молча переглянулись.

— Что же они сделают с нами? — спросил я.

— Вот об этом-то я и думал, — ответил он, — много думал. Из Уэйбриджа я пошел к югу и обдумывал. Я видел, в чем дело. Людям пришлось плохо, вот они и стали пищать и волноваться. Я не люблю жаловаться, я привык смотреть в лицо смерти. Я не игрушечный солдат, а умирать все равно придется. Человек, не потерявший голову от страха, пройдет везде. Я видел, что все направлялись к северу. Я и сказал себе: «Пищи там не хватит на всех», — и повернул в обратную сторону. Я питался около марсиан, как воробей около человека. А они там, — он указал рукой на горизонт, — околевают кучами, топчут друг друга…

Он взглянул на меня и неожиданно замолчал.

— Конечно, — сказал он, — многие, у кого были деньги, бежали во Францию, — Он посмотрел на меня и продолжал: — Пищи тут повсюду вдоволь. Консервы в магазинах, вино, спирт, минеральные воды; а бассейны с водой и водопроводные трубы пусты. Я вам говорю то, что думаю. Они разумные существа, решил я, и, кажется, они хотят употребить нас в пищу. Сначала они разнесут наши корабли, машины, пушки, города, весь порядок и организацию. Все это будет разрушено. Если бы мы по размерам походили на муравьев, ну, тогда мы могли бы как-нибудь проскользнуть мимо. Но мы не муравьи. Мы слишком велики, нас можно задержать. Вот мой первый вывод. А?

Я согласился.

— Вот о чем я подумал. Ладно, теперь дальше: нас можно ловить когда угодно. Марсианину стоит только пройти несколько миль, и у него целая куча людей. Раз я видел одного марсианина, он у Уондсворта разносил дома на куски и рылся в обломках. Но так поступать они будут не всегда. Как только они разделаются с нашими пушками и кораблями, разрушат железные дороги и сделают все, что собираются сделать, то начнут ловить нас систематически, отбирая только лучших, и станут копить нас, запирая в клетки. Вот что они начнут делать вскоре. Пока они еще не принялись за нас как следует. Разве вы не видите?

— Пока еще не принялись?! — воскликнул я.

— Не принялись… Все, что случилось, произошло но нашей вине: мы не поняли, что нужно сидеть спокойно, докучали им нашими орудиями и разными мелочами. Мы потеряли голову и толпами бросались от них туда, где опасность была нисколько не меньше, чем там, откуда мы бежали. Они пока не хотят сбивать нас с толку. Они заняты своим делом, изготовляют все то, что не могли захватить с собою, приготовляют все для тех, которые еще должны прибыть. Возможно, что и цилиндры на время перестали падать по той причине, что марсиане боятся попасть в своих же. И вместо того чтобы как стадо кидаться в разные стороны или устраивать динамитные заграждения в надежде взорвать их, нам следовало бы примириться с неизбежным. Вот что я думаю. Это противоречит тому, что желает человек для своего рода, но зато совпадает с фактами. И согласно с этим взглядом я действовал. Города, нации, цивилизации, прогресс — все погибло. Эта игра кончена. Мы покорены.

— Но если это так, то к чему же тогда жить?

Артиллерист посмотрел на меня с минуту.

— Да, конечно, концертов не будет, пожалуй, в течение миллиона лет или около того, не будет ресторанов с закусками. Если вы гонитесь за этими удовольствиями, я думаю, что ваша карта бита. Если вы обладаете салонными манерами, не любите есть груши без ножа или сморкаться без платка, то, думаю, вам придется от всего этого отвыкнуть.

— Вы полагаете…

— Я полагаю, что люди, подобные мне, борются за право жить ради продолжения человеческого рода. Я говорю вам: я твердо решил жить. И, если я не ошибаюсь, вы тоже проявите свою первобытную натуру. Нас не истребят. Но я не хочу, однако, чтобы меня поймали, приручили, откармливали и растили, как какого-нибудь быка. Брр… вспомните только этих спрутов.

— Вы не хотите сказать этим…

— Именно хочу. Я продолжаю. Мы у них под пятой. Я все рассчитал; я обо всем подумал. Мы, люди, разбиты. Мы мало знаем. Мы должны учиться, а потом уже надеяться на удачу. И мы должны жить и сохранить свою свободу, пока будем учиться. Видите? Вот что нам нужно делать.

Я посмотрел на него с удивлением, пораженный его решительностью.