Александр Громов - Циклогексан (сборник) Страница 38

Если бы не говорящий ящик, я бы погиб – тварь плавала явно быстрее. Но именно он подвернулся ей первым, и это меня спасло. Оглядываясь назад между взмахами, я видел, как ящик перед самой пастью зарыскал по воде туда-сюда, потом был подхвачен, вздернут над поверхностью реки и бестолково замолотил лапками. Чудовище перехватило ящик поудобнее и, запрокинув морду, по-жабьи глотнуло. Ящик исчез, и чудовище какую-то секунду пребывало в неподвижности, прислушиваясь, очевидно, к внутренним ощущениям, – затем его холодные глаза уставились прямо на меня.

Я выбивался из сил. Рыба-Кит на берегу истерически визжал, словно в воде находился он, а не я. Что касается меня, то мне визжать было некогда. Планета, может быть, была и спасательная, но и на спасательных планетах люди гибнут точно так же, как и на всяких других. Какое мне было дело до того, что чудовище, закусив мною, вероятнее всего, сдохнет, как те комары, если я этого уже не увижу? Мне было все равно, умрет эта жаба или не умрет. Я не хотел умирать сам. И – нащупал ногами отмель в тот момент, когда уже казалось, что все кончено: чудовище раскрыло пасть, как тоннель, в полуметре от моих ступней. Если бы оно догадалось втянуть в себя воду, эти записки, по всей видимости, остались бы ненаписанными.

Ни один пингвин, спасающийся от морского леопарда, не вылетал из воды с такой прытью, с какой вылетел я. Течение отнесло меня в сторону, за границу зоны защиты. Скорее назад, к вельботу! Вернее, к конусоидам!

До сих пор не знаю, умела ли эта тварь передвигаться по суше – во всяком случае, она не стала преследовать нас на берегу. Оглядев на прощанье меня, а заодно и Рыбу-Кита пустым, ничего не выражающим взглядом, треугольная морда скрылась с поверхности, и через минуту вода в реке текла так же спокойно, как прежде – захлопнувшийся вхолостую капкан вновь был готов к употреблению.

Так еще более бесславно окончилась моя вторая и последняя попытка найти уединение. Река неторопливо уносила перевернутый плотик. Я потерял палатку, добрую половину питательной смеси для конусоидов и свои ботинки. Пересчитав в уме оставшиеся баллончики, я ужаснулся. А Рыба-Кит вертелся рядом, как заводной, и кричал:

– Вы видели! – Он даже подпрыгивал от восторга, и лысина его сияла. – Вы видели! Попробуйте теперь утверждать, что парапсихология это чушь! Вот вам – доказательство реальности психофизического воздействия! Я мысленно приказал этой жабе нырнуть, и она нырнула!

– Заткнитесь, – сказал я. (А что я мог еще сказать?)

Он не обратил на мою грубость никакого внимания. Что было делать? Я угрюмо подобрал одежду, взял горшки и поплелся назад, даже не огрызаясь – у меня не было сил.

И потянулись мучительные дни.

Рыба-Кит не отходил от меня ни на шаг. Порой мне казалось, что он принадлежит к какой-то тайной сектантской организации, каждый член которой обязан обратить в истинную веру не менее десяти непосвященных, а поскольку я тут всего один, мне достается десятикратная доза. Заставить его замолчать я так и не сумел.

Изредка мне удавалось на несколько минут избавиться от его присутствия, и тогда я шел к вельботу задавать новые вопросы. Ответы были различны, но сводились к одному: помочь мне вельбот не мог. Или не хотел. Иногда мне хотелось заложить под него фугас в полтонны весом. Это были мечты. Во-первых, вельбот бы этого не позволил, во-вторых, у меня не было фугаса, а в-третьих, повреди я вельбот, мы лишились бы радиобуя, по которому нас ищут спасатели, и, скорее всего, застряли бы здесь на веки вечные. А у меня не было уверенности в том, что эта планета имеет достаточные размеры, чтобы я мог на ней скрыться от своего сотоварища.

Вот что я писал в своем дневнике:

День двенадцатый. С утра, пока еще было можно, занялся измерениями. У первого конусоида вита-индекс 0.87; у второго – 1.02. Если биотестер не врет (а с чего бы ему врать?), то первый росток в самом ближайшем будущем причинит мне немало хлопот. Второй, пожалуй, выкарабкается, ему достаточно обычного ухода, насколько он здесь вообще возможен.

В 7 ч. 00 м. проснулся Рыба-Кит и сразу же попытался втянуть меня в разговор об экстрасенсорной сущности всего живого, исключая, может быть, простейших. Втянул, конечно. Я говорил «да-да» и «само собой», потому что спорить с ним себе дороже, а Рыба-Кит воодушевлялся с каждой минутой, а потом потребовал перейти к практическим приложениям теории. Велев мне сидеть прямо и смотреть ему в глаза, он заявил, что будет мысленно внушать мне НЕЧТО. Ничего, кроме отвращения, он мне не внушил, но вряд ли он имел в виду именно это. Очень неприятные у него глаза – выпученные и какие-то ОБВОЛАКИВАЮЩИЕ, как кисель. Я плюнул и сослался на мигрень, надеясь отвязаться, – и был немедленно награжден лекцией о лечебных возможностях парапсихологии, продолжавшейся с минимальными перерывами до самого вечера. И вечером тоже было что-то такое, отчего голова в самом деле разболелась не на шутку. Впрочем, к головной боли я уже привык; если бы конусоиды так же легко адаптировались к местным условиям, ничего лучшего нельзя было бы и желать.

День тринадцатый. Весь день не отходил от конусоидов. Первый мне не нравится: с ним творится что-то неладное, я бы сказал, что он УСТАЛО выглядит. Мне показалось, что нижние листья начинают желтеть по краям. Может быть, попробовать питательную смесь «Супер-Ультра»? Нет, пожалуй, подождем один-два дня, а там посмотрим. Зато второй росток, по-видимому, чувствует себя великолепно: пустил два новых листа, а почка на стебле вздулась и вот-вот готова лопнуть. Если в таких условиях распустится цветок, это будет первый случай за всю историю конусоидоводства, а уж если мне удастся получить семена – им цены не будет! Неужели мне выпадет счастье вывести новый сверхустойчивый сорт? Не могу поверить.

Рыба-Кит откопал какой-то корень. Говорит, что корень этот – мать всего сущего, содержит трансцендентальные начала, расширяет парапсихологические способности человека, а по части целебных свойств даст сто очков вперед любому женьшеню. Но при чем тут я? Казалось бы, откопал корень, похвастался – так уйди с глаз и жуй свое сокровище где-нибудь вне поля зрения. Так нет же. С самого утра Рыба-Кит сидит неподалеку на травке, свесил слюни веревочкой и чавкает. При этом продолжает обращать меня в свою веру даже с набитым ртом – и ведь не подавится! Я удачно запустил в него порожней консервной банкой, и он отстал, однако настроение было уже испорчено на весь день, тем более что через десять минут Рыба-Кит вернулся, зашел ко мне с другой стороны и с видом благодетеля сообщил, что оставил кусочек своего корня специально для меня и надеется, что я, как цивилизованный человек, отброшу наконец ложную скромность и займусь пробуждением в себе скрытых возможностей. Кончилось тем, о чем стыдно вспоминать: я жалобно просил его оставить меня в покое и позволить моим скрытым возможностям оставаться скрытыми, сколько им заблагорассудится. Просил, разумеется, напрасно.