Владимир Контровский - Последний герой нашего времени Страница 38

– Спиртным злоупотреблял?

– Нет. Практически не пил, не говоря уже об участии в групповых пьянках. Он был весь в себе – творил, творил, творил. Похоже, его больше вообще ничего не интересовало.

Да, Андрей творил – Костомаров мог судить об этом по количеству и качеству текстов Северцева, ложившихся в основу всё новых и новых видеопесен. Его плодовитость удивляла, однако Вадим счёл это следствием поэтического таланта Северцева – у Андрея и в былые времена рождались иногда настоящие жемчужины. Вспомнил Вадим и Ольгу Кавецкую – маленькую женщину из породы «серых мышек». Но эта невзрачная мышка подбирала к стихотворным текстам такие видеоряды, от которых песни обретали истинное зримое звучание, и в последние месяцы работала почти исключительно в тандеме с Андреем.

– А могу я поговорить с Кавецкой? – спросил Костомаров. – Она как, в состоянии?

– Конечно, Вадим Петрович. Оля немного заторможенная, но говорить с ней можно.

Кавецкую они нашли быстро – она неподвижно сидела в холле главного корпуса.

– Примите мои соболезнования, – Костомаров постарался, чтобы эта казённая фраза прозвучала не чересчур формально. – Мне искренне жаль Андрея, ведь он был моим другом.

Ольга подняла на него распухшее от слёз лицо, но ничего не ответила.

– Послушайте, вы не замечали за Андреем… – осторожно спросил Вадим и подумал: «Вот чёрт, с какого же конца начать?». – Он вам ни на что не жаловался? Может быть, его что-то тревожило?

– Зачем вы спрашиваете? – глухо отозвалась женщина. – Какое это имеет значение? Он умер – его больше нет… А я… Он был для меня всем, и когда я отдавала ему свой чай при наших контактах с Вечностью, я…

– Что?!

Кавецкая недоумённо посмотрела на Костомарова, но тот уже взял себя в руки.

– Вам надо отдохнуть, Оля. Люди смертны – с этим ничего не поделаешь.

Потом он повернулся к Терешевой и скрипуче произнёс:

– Доржиева. К вам в кабинет. Срочно.

Всё слышавшая и всё уже понявшая Лидия кивнула, вынула трубку и набрала номер «далай-ламы».

– Фёдор Бороевич, – зловеще проскрежетал Повелитель Муз, как только «гуру Федя» переступил порог кабинета врача-администратора, – вы знаете, что покойный сидел на двойной дозе «КК» не один месяц? Как это могло случиться?

– В-вадим Петрович, – пролепетал экстрасенс, – в ритуал входил обмен чашками между членами тандемов и триад. Это же повышало эффективность контакта! Они делали глоток из чужой чашки и возвращали её партнёру. Я и подумать не мог, что кто-то отдаст другому весь свой чай… Это немыслимо – они нуждались в этом напитке, хотя говорить о наркотическом привыкании…

– А надо было подумать! – оборвал его Костомаров. – Я допускаю, что медицина, – он бросил яростный взгляд на притихшую Терешеву, – могла не заметить изменений. Их, в конце концов, могло и не быть – механизм воздействия «КК» загадочен, – но вы-то, вы! Всё происходило прямо на ваших глазах! Какого чёрта, я вас спрашиваю? Вы догадываетесь, чем это пахнет?

Доржиев мелко закивал, выражая всем своим видом крайнюю степень раскаяния.

– Значит, так, – подытожил Костомаров, немного успокоившись. – В дальнейшем – никаких обменов чайной посудой. Строжайший учёт распределения препарата. Если снова лопухнётесь – пеняйте на себя. Под суд вы не пойдёте – я вас просто закопаю. Всё. Идите.

Адепт восточных духовных практик исчез из кабинета мгновенно. Вадиму Петровичу показалось даже, что Доржиев не открывал дверь, а прошёл прямо сквозь неё.

«Эксцесс исполнителя, мать твою так, – думал разъярённый Повелитель Муз. – И что теперь? Мы же у всех на виду, охрана замучилась вылавливать папарацци с их дальнобойной аппаратурой! Один прокол – и всё! А если вскрытие покажет что-нибудь подозрительное? Что тогда? Идиот косоглазый, не знает простой истины: влюблённая женщина способна на что угодно ради возлюбленного! Да эта Кавецкая Андрюхе кровь бы свою отдавала, а не то что какой-то там чай! Тоже мне, маг хренов…»

– Вадим Петрович, – услышал он тихий голос Лидии. – Дать вам успокаивающего?

– Дать, – хрипло произнёс Костомаров. – Спирт у тебя есть?

Никак не отреагировав на эту неожиданную фамильярность, Терешева подошла к застеклённому шкафу в углу кабинета, щёлкнула замком, извлекла объёмистую бутыль и наполнила прозрачной жидкостью маленький стеклянный стаканчик.

– Воды? – спросила она, подходя к вставшему с кресла Вадиму.

– Не надо.

Спирт обжёг горло. Возвращая пустой стаканчик, Костомаров встретился глазами с Лидией. Женщина смотрела на него вопросительно и чуть тревожно, и Вадим вдруг обратил внимание на золотистый пушок на её шее, в котором путался падавший из окна солнечный луч. И тогда он обнял её и жадно впился губами в этот заблудившийся свет.

Стаканчик звякнул об пол. Руки Терешевой упёрлись Вадиму в грудь, но уже через секунду они обмякли, и губы её были мягкими и податливыми. Костомаров молча повалил Лидию на широкий кожаный диван и грубо овладел ею, подчиняясь тёмному и горячему зову, хлынувшему наружу из глубин его естества. Она не сопротивлялась.

Уходя, Вадим обернулся. Лидия стояла возле дивана, опустив глаза и придерживая руками полы незастёгнутого халата. И Костомарову показалось, что она уступила ему не как директору и владельцу фирмы, осуществлявшему своё феодальное право по отношению к своим сотрудницам, а совсем по другой причине.

Он не стал дожидаться вестей из Приозерска. Терешева позвонила ему на сотовый, когда «мерседес» Вадима уже подъезжал к Петербургу. Ровным тоном она сообщила, что причиной смерти Северцева стал инфаркт – заключение уже прислано факсом. Костомаров так же сухо ответил, чтобы она позаботилась об организации похорон – разумеется, за счёт фирмы, – и переслала в офис отчёт о расходах.

И всё-таки какой-то тягостный осадок остался, и Вадим никак не мог понять, связано ли это только со смертью Андрея Северцева или ещё и с тем, что случилось в кабинете врача Творческого Центра.

Шли дни, и сыпался ворох событий, больших и маленьких, погребая под собой всё то, что уже становилось достоянием безвозвратно минувшего.

Фирма «Грёзы Музы» процветала на радость её учредителям. Офис занимал теперь роскошное помещение в центре города, и Диана, чутко ощущавшая перемены, превратилась из куколки-секретарши занюханной конторы в знающую себе цену бизнес-леди с манерами матёрой светской львицы. Она по-прежнему оставалась тенью Вадима Петровича, но тенью самодостаточной, и все без исключения сотрудники «Грёз» прекрасно знали, что от этой тени очень многое зависит. Девушка могла собой гордиться – ведь именно в результате её усилий и хитроумной интриги фирма (и сама Диана) поднялись так высоко.