Владислав Романов - Замок с превращениями Страница 38

Она уснула уже под утро, когда вышла во двор дворничиха Венера Галимзянова с английским той-терьерчиком Марсиком и стала шаркать метлой по асфальту. Услышав до боли знакомые звуки, сонные потявкиванья Марсика, мирный храп отца, Маша неожиданно для себя самой уснула, падая в темный холодный колодец, но где-то посредине пути падение замедлилось, и она стала тихонько подниматься наверх, а когда поднялась совсем и открыла глаза, то уже вовсю светило солнце, и отец, бреясь, мурлыкал свою любимую песенку "Гудбай, Америка, о!", а мать уже ругалась с главбухом фонда, требуя оплатить Сидоркину путевку в Кисловодск полностью, потому что он заслужил. Сидоркин сидел в коридоре, слушал этот разговор, и слезы текли по его впалым щекам.

Маша еще не знала, чем будет заниматься летом целых два месяца. Может быть, стоит пойти поработать или заняться английским, но только не ехать в пионерлагерь. "Пора совсем определяться в жизни, - подумала она, - вон какая дылда вымахала, парни уж заглядываются, а дела своего все еще нет. Это плохо. Пора определяться и с делом. А то бог знает что в голове: замки, злые маги, короли и баронессы..."

- Хватит валяться, вставай! - бросив трубку крикнула ей Наталья Петровна. - Чай бы лучше заварила!.. Поедете по бесплатной путевке, Пал Андреич. - Петухова вздохнула, оглянулась на мужа. - А ты чего марафет наводишь?! На работу собрался?

- На халяву и хлорка творожок*, - бодро ответил отец. - Иду продлевать больничный еще на неделю!

_______________

* Из афоризмов Петухова-отца.

Они пили чай, говорили о деньгах, Петухов-отец острил по поводу своего бессребреничества, мать злилась и заводилась, предлагала ему ставку консультанта в фонде, а Маша стояла в ванной и смотрелась в зеркало. Она не узнавала себя. Лицо у нее вдруг вытянулось, пропали куда-то веснушки, носик из уточки выпрямился, и совсем незнакомый ей человек смотрел теперь на нее и точно так же насмешливо растягивал губы. Маша плеснула воды на лицо, взяла полотенце, вышла из ванной.

- Азарий Федорович предлагает достать "Таврию", это всего пять тысяч, я, пожалуй, возьму для фонда... - вздыхала Наталья Петровна.

- Меня в астрологический кооператив зовут, - усмехался Петухов-отец. - Выйдет из меня гадалка?..

- А что, это перспективно! - отозвалась Петухова. - Теперь вон ни один президент без астрологов не обходится!..

Они говорили еще об отпуске, о том, что теперь не удастся поехать на Телецкое озеро, а Маша постоянно возвращалась памятью к балу и к судорожному разговору с Эльжбетой, и чем больше Маша раздумывала о нем и о грустно-вежливых вальсах с Королем, который ничем не дал обнаружить свое отношение к решительному Машиному "да", тем сильнее она начинала ощущать свою неправоту. Ведь действительно получается: "топи утопающего!" Имеет ли она право отказывать тому, кто сам жаждет обновления, сам хочет переродиться, пусть даже в прошлом он был достоин всяческого осуждения и даже наказания. Добро должно быть добрым, на то оно и добро, а сейчас ее добро получается злое, оно ничем не отличается от коварных козней Азриэля.

Ее специально запутали, оговорили, оплели, чтобы она сама смогла выбраться из этой липкой паутины чужих мнений, сама решить по справедливости, и вот, выходит, что она попросту поддалась собственным злым настроениям, а значит, в ней еще много и злого, воинственного. Но откуда оно у нее?.. Маша вспомнила демонстрацию устрашающей силы, сгоревший вагончик, и ей стало стыдно. Неужели все обладающие какой-нибудь маломальской силой ведут себя точно так же и им не терпится тотчас применить ее, подчинить себе остальных?.. Азриэля нельзя было оставлять здесь, и уж тем более доводить до отчаяния, и теперь ей ничего не остается, как ждать этих страшных ударов, которые будут направлены, если не в нее, так в ее близких, она их все-таки поставила под удар, Азриэль не зря ее предупреждал.

Машу окликнули, она пошла завтракать. День разгорался, грозил всем невероятной жарой, сумасшедшим солнцем и духотой. Наступал июнь, лето усаживалось на свою солнечную колесницу, и все торжествовало победу - и деревья, и птицы, и травы - даже родители Маши отчего-то были веселы. Может быть, оттого, что Сидоркин уезжал на курорт, Наталья Петровна открывала сразу три кооператива, а Петухов-отец становился астрологом, все резко менялось в их жизни, одна Маша была наполнена предощущением конца, и настоящий страх уже касался своим пупырчатым крылом ее нежных лопаток, маленьких крылышек, заставляя ее вздрагивать и замирать перед неизвестностью...

Вместо эпилога

который как будто рассказывает совсем о другом

Дипломант Всесоюзного фестиваля самодеятельного творчества, народный хор пенсионеров Дворца культуры "Молодость" шинного завода и ЖЭУ № 33 (последнее в афишах не указывали) уезжал в составе Каравана мира по Волге. Сначала самолетами из Копьевска в Москву, а там всех караванщиков - среди них триста американцев - усаживают на три белоснежных красавца теплохода (на каждый по сто американцев) - и, как говорится, вперед и с песней. Крюковы (Анна успела поменять оболочку и выглядела весьма привлекательно по сравнению с "пергаментным" Крюковым, и ему пришлось объявить ее своей племянницей, что было встречено ею с весьма большим неудовольствием) грустно стояли в стороне. Около их ног скромно лежали два тугих баульчика. Азарий Федорович в строгом черном костюме, безукоризненно белой рубашке и черной бабочке, в дымчатых модных очках уже сейчас походил на крупного американского бизнесмена или даже миллионера, и Шляпников, носясь как угорелый и пересчитывая наличный состав, каждый раз останавливался около Крюкова, ибо видел его в первый раз в жизни. Однако Азарий Федорович Крюков числился в составе хора, и билет на него был куплен. Баратынский ходил следом за Шляпниковым, не зная, куда себя девать по случаю необыкновенной трезвости, ибо Шляпников вместе с Шалимовым (последний ехал как бы руководителем делегации самодеятельных творческих пенсионеров) строго-настрого запретили ему употреблять даже пиво до посадки на теплоход.

Маша пришла вместе с Флоркой, которая провожала мать в столь необычное длительное путешествие. Венера Галимзянова везла с собой три огромных чемоданища и теперь вербовала старичков в носильщики, показывая им из сумочки пузырьки дефицитного корвалола, которым она обещала расплатиться за помощь с их стороны. Баратынский, хоть и не был пенсионером, но, узнав, что корвалол на спирту, согласился сразу же и быстро нашел еще двоих, так что каждый нес по чемоданищу.

В чемоданах Венера везла платки-паутинки (30 штук), изделия из кожи, уральские самоцветы, икру, рыбу, резную кость и другие вещи, на которые могли бы клюнуть предприимчивые американцы, рассчитывая обогатиться валютой, которую можно выгодно продать в том же Копьевске или же купить на нее дефицит в валютных московских магазинах.