Семен Слепынин - Сфера разума Страница 38

Летающая лодка побывала затем в эвкалиптовых лесах Австралии, на вершине Эвереста и во многих других местах. В конце учебного года, в мае, она растворилась в родной среднерусской лесостепи. Незримая и неощутимая, она готова в любой момент прийти на помощь и развернуться во что угодно.

Но ребята не нуждались в ней. Они сидели на сухой, прогретой солнцем траве, а кругом в низинах пылали цветы. Апрель и май — пора купавок. Куда ни кинь взгляд, плескалось золотое море купавок с зелеными островами холмов.

Перед ребятами, щурясь на солнце, прохаживался высокий пожилой учитель истории и классный наставник. Имя и отчество у него самые привычные для этих мест — Иван Васильевич. Но фамилия необычная и вполне «историческая» — Плутарх.

— Вот мы, ребята, и дома, — счастливо улыбаясь, сказал историк Плутарх. — Во многих странах вы побывали и многое узнали. Но знания не главное. Многознание уму не научает — так сказал один древнегреческий философ. Может быть, кто-нибудь назовет его?

— Я знаю! — вскочил Василь. — Это сказал Гераклит Темный.

— Правильно. А теперь попрошу Вику объяснить, почему его называли Темным.

Вика, сидевшая рядом с Василем, медленно поднялась и растерянно оглянулась. О знаменитом греке она ничего не знала. Василь хотел выручить ее, подсказать, хотя и сам толком не знал, что именно подсказать. Но тут Вика решилась:

— Потому… Потому, что он был негром.

— Негром?! — ошеломленно вскинув брови, переспросил учитель.

Ребята расхохотались так громко, что сидевшие на соседнем кусте синицы испуганно вспорхнули и улетели. Василь всячески утешал пристыженную Вику, говоря, что на такой вопрос сможет ответить разве лишь Розочка.

Встал Сережа Розов, сказал два слова и зарделся. За скромность и способность краснеть он и получил свое прозвище. Справившись со смущением, Сережа начал говорить, заставив утихнуть самых шумных ребят — Розочка уже не раз удивлял их. Глубина мысли Гераклита была не всегда ясна современникам, сказал Сережа, поэтому его и называли Темным. Гераклит обладал одновременно конкретно-образным и абстрактным мышлением, способным, как уверен был сам философ, охватить мировой логос, вселенскую мудрость и гармонию.

— Гармоническая личность начинается с гармоничного восприятия мира, — добавил учитель. — Такой космический взгляд на мир вы усваивали с первых шагов своей жизни, встречаясь с травами и росами, с феями и дриадами, впитывали незаметно вместе с шумом древесной листвы и голосами птиц. Людям прошлых веков странной показалась бы такая природа, такая экологическая среда. А как она возникла, вы увидите завтра на итоговом уроке.

Ребята уже не раз слышали о волшебном итоговом уроке. Интриговал он их до чрезвычайности. Поэтому следующим утром они пришли на то же место, но раньше условленного времени. Первые лучи ощупывали холмы, врывались в темные низинки, и там золотыми огоньками вспыхивали купавки. И такая тишина, что, казалось, слышно было, как в травах движутся весенние соки.

Через несколько минут появился историк.

— Уже собрались? — усмехнулся он, понимая нетерпение ребят. — Ну что ж, начнем пораньше. Сейчас мы в фокусе особо запрограммированных биополей. Вы проживете всю историю человечества. Не спрашивайте, что это — сон или явь? На это вам ответит потом специальная наука фантоматика.

Но что это? В ушах затихающим, уходящим эхом еще слышалось слово «фантоматика», Василь все так же сидел на траве, но уже в далеком прошлом, в глухих чащобах древнего леса. Но самое удивительное произошло с ним самим. Его тело сплошь покрыто густой бурой шерстью, и это Василя почему-то не испугало, показалось даже забавным и смешным. И ходил он смешно — полусогнувшись, на задних лапах и передними касаясь земли. И вдруг Василь замер, словно скованный необъяснимым страхом, осторожно взглянул вверх — в зеленую мглу листвы. Оттуда послышался предостерегающий крик сородича. Василь легко, словно подхваченный ветром, взлетел, уцепился за сук и взглянул вниз. Под деревом рычал и вертелся опоздавший с прыжком густогривый зверь — гроза древнего леса. В редких солнечных лучах, скользящих сквозь густую листву, его рыжая спина искрилась и вспыхивала, как пламя.

Василь завизжал от гнева, вместе со своими сородичами швырял в хищника кору и ветки. Потом, перелетая с дерева на дерево, очутился в безопасном месте; сопя носом и чмокая от удовольствия, ел вкусные и сочные плоды. И в это время, словно из лесной глуши, послышался усмешливый голос учителя:

— Вы уже не животные, но еще не люди. Вы живете жизнью природы и пользуетесь ее дарами, не причиняя ей вреда.

Голос утонул в гуле и клекоте внезапно налетевшего ливня. Потом пришла жара, леса и поляны курились душными испарениями. И странно: в этом влажном тумане проплывали годы, столетия; и Василь обнаружил, что его беззаботная жизнь в лесу как-то незаметно кончилась. Он уже почти безволосый и ходит на ногах, а в руках цепко держит грубо обтесанные камни. Ими он вместе с соплеменниками отбивается от хищников, выкапывает из земли съедобные корни, сочные клубни. Но не голод больше помнится, а холод. От него не было спасения ни в шалашах из сухих веток, ни в расщелинах скал. Он дрожал от холода, кажется, тысячи лет. Смутно помнятся длительные переходы по заснеженным равнинам, пугающие ночи, морозные мглистые рассветы… То была суровая одиссея первобытного люда, прошедшая то ли в полуяви, то ли в полусне.

Внезапно Василь вынырнул из вязкого полубытия и зажмурил глаза: в глубокой ночи ярко горел огонь, выбрасывая косматые языки пламени. Огонь, полученный руками человека! Повизгивая от наслаждения, Василь грелся у костра, потом вместе с соплеменниками пустился в пляс. И в это время сквозь взвизгивания и хохот в уши Василя тихо, словно из далекого будущего, вкрадывался дружелюбно-насмешливый голос:

— Ликуете? И правильно делаете. Вы положили начало великой технологической эволюции. Природа еще не слишком страдала. Но что дальше?..

Голос рассеялся в тишине проплывающих веков. Каких — не разгадать… Вдруг Василь увидел высокое звездное небо, рядом пофыркивали лошади и скрипели повозки. Женщины приглушенными голосами успокаивают плачущих детей. В руках у Василя лук, за спиной колчан со стрелами, а в груди тревога: вместе с племенем он спасается от воинственных соседей-степняков… Звезды и лоснящиеся под ними ковыли потускнели, занавесились мглой. И снова уходящие назад века, снова десятки иных неясных существований. И во всех былых жизнях почему-то сопровождал еле слышный скрип повозок.

Скрип становился громче, все назойливее лез в уши, и Василь пробудился из полунебытия в образе крепостного рабочего горнозаводского Урала. На визгливо скрипучей телеге он везет бурые глыбы железной руды.