Тимофей Печёрин - Технофобия Страница 38

Будущее могло бы стать другим — будь среди его строителей другие люди. Но их нет, они, со своими неиспользованными возможностями, похоронены заживо, а их гробницы издевательски названы «Пантеонами».

Будущее стало настоящим, упущенные возможности — прошлым. Прошлое не вернуть, но можно изменить перспективу.

Одиночки вроде меня, Дарьи или Голема ничего не изменят. Напротив, мы сами приспосабливаемся, растворяемся и принимаем правила чужой для нас игры. Теряем себя. Но…

У «Фростмэна» миллионы клиентов по всему миру.

Если разом пробудить эти «миллионы клиентов», вам господа мастера и господа бойцы придется несладко. Вам придется конкурировать, а конкурентный потенциал ваш за века и поколения исчерпался. Посмотрим, кто тогда окажется в лузерах.

Разом пробудить — легче сказать, чем сделать. Во-первых, мастер не может покидать свой модуль. Во-вторых, даже если нарушить запрет, я смогу отключить максимум один Пантеон — из которого я сам вылез. Еще один отключит Дарья-Дейремена… при условии, что согласится помогать мне. В-третьих, для того, чтобы отключить что-либо, нужно хотя бы знать, где выключатель. А все технологические процессы, что я успел заметить в Пантеоне, классифицируются не иначе, как стопроцентная автоматика. Никаких рычажков, за которые можно дернуть руками и перевести этот гигантский холодильник в режим разморозки. Когда все автоматизировано, не нужны ни рычаги, ни руки. Архимед давно умер и его изобретение — тоже. Я вдруг почувствовал себя на месте незадачливого бандита из «Приключений электроника» с сакраментальным вопросом «где же у него кнопка?».

Тут я ударил себя по лбу, едва не выругавшись, что со мной бывало нечасто. Ну, почему я мыслю на уровне эпохи Архимеда, а в лучшем случае — начала двадцать первого века? Какие на фиг рычажки и кнопочки? Зачем вообще куда-то бегать?

Еще на вступительном экзамене в мастера я узнал о том, что к любому устройству базы можно получить доступ ментально, просто подцепившись к ней сенсорами. Мозг дает команды базе, база передает их определенным устройствам, чтобы те выполняли поставленную задачу.

Да, Пантеоны устройствами базы не являются. Они разбросаны по всему миру. Так ведь и база — не такая уж изолированная система. Коммутодром, обеспечивающий общение между мастерами из разных кланов — тому подтверждение. Не знаю, каким образом базы обмениваются информацией, но весьма сомнительно, чтобы таким же образом нельзя было подключиться к Пантеону. Это ведь тоже модули — только не для жизни.

Общение, вернее, управление базой — уже давно не набивание текста в командной строке. И не разговоры голосом, да еще с каким-нибудь, похожим на человеческое, лицом на экране, что так любят киношники. Мысли, передаваемые базе, превращались в команды. Ответы базы попадали мне в мозг в форме мыслей.

— Подключение к Пантеону, — велел я.

— К какому именно Пантеону вы намерены подключиться? — решила уточнить база, а я внутренне обрадовался. Хотя бы теоретически ПОДКЛЮЧИТЬСЯ МОЖНО!

— Ко всем сразу.

— Цель подключения?

— Отдать дань памяти погребенным там выдающимся людям.

— ФУНКЦИЯ НЕДОСТУПНА! — база, при всем своем искусственном интеллекте была напрочь лишена чувства юмора, — цель подключения?

— Перевод режима работы криогенных камер в состояние отключения.

— Данная функция запрещена всем, кроме службы технической поддержки корпорации «Фростмэн» при условии наличия специального доступа. Ваша принадлежность к службе технической поддержки корпорации «Фростмэн» подтверждена. Для доступа к функции назовите ключевое слово.

— Ах, вот как! Ну, тогда у меня другая цель. Другая цель, я сказал! — я нервничал и потому позволял себе эмоции в общении с бездушной техникой, — просмотр базы данных о содержащихся в Пантеонах лицах.

— Данная функция запрещена в соответствии с Международным Законом «О коммерческой и клиентской тайне» от тринадцатого сентября две тысячи двадцать четвертого года.

— Ладно, ладно. Вернитесь к предыдущему запросу. Ключевого слова я не знаю, но требую ОБОЙТИ ЗАПРЕТ.

Предложение было — на грани фола. Но я еще надеялся на успех.

— Функция обхода запрета запущена, — неожиданно порадовала база, — приступаю к выполнению…

В моей голове словно бомба взорвалась. Атомная. Взрывная волна разлилась по всему телу. Я даже не понял, как оказался на полу, корчась от боли. В глазах темнело, сознание то меркло, то вспыхивало, но я успел уловить силуэты окруживших меня мастеров.

— Ловко придумано, — сквозь туман различил я насмешливый голос Роберта, — так ведь и мы не дураки…

Часть третья

Вне игры

Глава первая

Неспешно постукивая копытами по неоднократно хоженой тропе, пересекавшей сочно-зеленый луг, серая, с рыжими пятнами, лошадь привычно тянула за собой доверху груженую телегу со мной в придачу. Эта старая опытная кобыла двигалась как по заданной траектории, не особо нуждаясь в кнуте и других корректировках с моей стороны. За почти двухчасовую дорогу прибегать к ним пришлось пару раз от силы.

Тропа, какой бы широкой она не была, на шоссе все равно не тянула, по части гладкости — тем более. Чуть ли не каждый, сделанный лошадью, шаг сопровождался потряхиванием телеги и меня, соответственно. Общий неспешный темп путешествия, на которое автомобилю моего времени хватило бы десять-пятнадцать минут, навевал зевоту, такие же неспешные мысли, ну, а на сладкое — желание смотреть по сторонам, любуясь окружающей природой.

Любоваться и впрямь было чем. Во-первых травой вышеназванного луга, через который пролегал мой путь. То была не крошечная, длиной в палец, выстроенная по стойке «смирно», травка городских газонов, этаких островков в бетонном океане; и не пожухшая от опасной близости к трассе и выхлопным газам растительность «за чертой города»; и даже не зелень лесных полянок и опушек, что после визита очередной ватаги «отдыхающих» становится похожей на шпинат. Здешняя трава стояла гордо, чуть ли не на метр возвышаясь над землей, и цветом своим — ярким, насыщенным, буквально излучающим здоровье и силу, словно подчеркивала свою несгибаемость и господствующее положение, по крайней мере на данном конкретном лугу. При этом, что удивительно, не была эта трава ни жесткой, ни ощетинившейся на весь остальной мир шипами и колючками. Напротив, на ощупь зелень оказалась мягкой, а венчавшие ее цветы — нежными, яркими, красочными и ароматными. Во время остановки я еле удержался от того, чтобы упасть в эту траву и уснуть как на мягкой перине. Остановила меня та нужда, по которой, я кстати и сделал остановку, а также гаденькая мысль насчет использования этого луга для аналогичных целей множеством других людей. Возвращаясь к телеге, я поймал на себе взгляд лошади — сочувствующий и насмешливый одновременно. Серая с рыжими пятнами кобыла, не особо заморачиваясь, срывала по пути зубами то цветок, то травинку и на отсутствие аппетита отнюдь не жаловалась.