Аластер Рейнольдс - Ковчег спасения Страница 39

Наконец люк открылся. Среди пара показалась Антуанетта, в скафандре, но со шлемом под мышкой. Коротко остриженные светлые волосы растрепаны, грязны и засалены, лицо изжелта-бледное, мешки под усталыми глазами с сеточкой кровавых прожилок. Даже оттуда, где стоял Ксавьер, ощущалось: Антуанетта не мылась, должно быть, не одну неделю.

Да наплевать! Все-таки она красивая и выглядит чудесно. Он кинулся навстречу. Скафандры грохнули друг о дружку. Ксавьер ухитрился поцеловать ее.

– Рад, что ты добралась!

– А уж я как рада…

– Сделала?

– Да. У меня получилось!

Он замолчал, не желая принижать неуместными словами то, что ей удалось совершить. Понимал, как важно для нее было исполнить задуманное. Торжество успеха нельзя омрачить случайной глупостью.

– Я тобой горжусь! – выдавил он.

– Черт возьми, я сама собой горжусь!

– Наверное, без трудностей не обошлось?

– Если вкратце, то пришлось нырять в атмосферу немножко быстрее, чем предполагала.

– Зомби?

– И зомби, и пауки.

– Ничего себе, оказалась меж двух огней! Как же ты сумела отделаться от пауков?

Антуанетта вздохнула:

– Долгая история. И не совсем понятная. Я до сих пор не разобралась в том, что произошло у газового гиганта.

– Расскажешь?

– Расскажу. Но сперва поедим.

– Поедим?

– Угу. – Она ухмыльнулась, показав давно не чищенные зубы. – Ксав, я ужасно голодная. И напиться хочу. Очень. Тебя кто-нибудь когда-нибудь перепивал? Так, чтобы ты под столом валялся?

Ксавьер Лиу напряг память:

– Хм, никто не перепивал, пожалуй. И никогда я не валялся.

– Ну, так не упусти такую возможность!

Они разделись, вымылись, занялись любовью, час лежали рядом, вымылись снова, оделись – Антуанетта натянула свой лучший, сливового оттенка жакет, – пошли в ресторан, наелись до отвала и напились вдрызг. Антуанетта наслаждалась каждой минутой. До чего же здорово снова быть чистой – по-настоящему, не кое-как соскребая с кожи грязь на борту покалеченного судна. Невыразимо приятно опять почувствовать силу тяжести, пусть искусственную и только в половину g. Одно лишь тревожило: назойливое, неизбывное ощущение того, что роскошь и чудеса вокруг недолговечны.

Пауки выиграют войну. Захватят всю систему, включая Ржавый Пояс. Конечно, могут и не превратить всех поголовно в членов коллективного разума. Утверждают, что это не входит в их планы. Но где гарантия, что, победив, они не поступят как заблагорассудится? Йеллоустон уже побывал под их властью. И оказалась она вовсе не сахарной. И куда деваться дочери капитана, у которой за душой только старая каботажная калоша?

Но черт подери, это же не сегодня случится! Так стоит ли портить удовольствие?

Любовники поехали на поезде, идущем вдоль «карусели». Антуанетта хотела зайти в бар под «Кратером Лайла», где пиво было замечательное. Ксавьер возразил, что в это время бар полон и лучше направиться в другое место. Она пожала плечами: будь по-твоему. И очень удивилась, когда Ксавьер повел в бар за пол-«карусели» от своего дока, в местечко под названием «Роботник», отчего-то практически пустовавшее. Синхронизировав часы с локальным временем Йеллоустона, Антуанетта поняла отчего: три часа дня, мертвое время для гуляк. Серьезные развлечения начнутся позже, когда в Городе Бездны настанет «ночь».

– Так и «Лайл» пустой, – сказала она Ксавьеру.

– Не люблю я его.

– А-а…

– Слишком много зверья. Когда весь день работаешь с обезьянами… или не работаешь, как у нас получается, – роботы-официанты кажутся куда привлекательнее.

– Резонно, – заметила она, глядя поверх меню.

Фирменная черта «Роботника»: персонал – одни роботы. На «карусели» было не много мест, за исключением ремонтных верфей, где машины исполняли хоть какую ручную работу. Да и тогда использовались древние механизмы, примитивные и помятые, дешевое выносливое железо, иммунное к эпидемии. Таких роботов еще могли делать на самой «карусели», вопреки промышленному упадку из-за войны и последствиям чумы.

Антуанетта хмурилась. Конечно, в старомодных машинах есть некий шарм, но когда хромающая недоделка четырежды роняет пиво на пути от стойки к столу, шарм отчетливо слабеет.

Потом Антуанетта спросила:

– Слушай, тебе на самом деле нравится эта дыра? Или просто бар «Лайл» нравится еще меньше?

– Знаешь, это не слишком нормально, когда место гибели стольких людей превращают в достопримечательность для туристов.

– Папа, наверное, согласился бы с тобой.

Ксавьер неразборчиво пробурчал, затем выговорил уже внятно:

– Давай выкладывай, что там было с пауками.

Антуанетта принялась отдирать этикетку с бутылки пива – как много лет назад, когда отец впервые рассказал про лучший способ похорон.

– Я толком и сама не поняла…

– Ну, так расскажи, что поняла, – посоветовал Ксавьер, стирая пену с губ.

– Я и сама не заметила, как угодила в переплет. Сперва все шло как по маслу. Я неторопливо и уверенно подходила к Мандариновой Мечте, а потом – бац! – Наглядности ради Антуанетта ткнула пальцем в картонный кружок, подкладываемый под бокал. – Впереди корабль зомби лезет в атмосферу. Я его радаром высветила и получила в ответ кучу любезностей от капитанши.

– А ракетой та не угостила в знак благодарности?

– Не-а. Или пустая шла, или не хотела демаскироваться пуском. А нырять она решилась, потому что на хвосте у нее сидел корабль пауков.

– Кошмар!

– Еще бы! Потому я и кинулась в атмосферу очертя голову. Катитесь подальше, предосторожности, только бы вниз. Зверь согласился, но пострадали мы немало.

– Все лучше, чем угодить в плен к паукам. Правильно сделала. Небось дождалась внизу, пока они уберутся?

– Не совсем…

– Эх, Антуанетта!

– Послушай, похоронив отца, я не хотела задерживаться там ни на минуту. И Зверь тоже. Надо было выбираться как можно скорее. И тут у нас токамак вырубился. Напрочь.

– Веселый конец.

– Куда уж веселее. Тем более что пауки так и не убрались.

Ксавьер откинулся на спинку кресла, хлебнул как следует пива. Теперь, когда Антуанетта рядом и в безопасности, слушать про такие ужасы – одно удовольствие.

– И что же случилось потом? Перезапустила токамак?

– Да, но позже, когда мы уже выбрались в космос. Реактор продержался достаточно, чтобы разогнать корабль до Йеллоустона, но тормозить пришлось уже с буксиром.

– Так ты сумела набрать вторую космическую или хотя бы выйти на орбиту?

– Ни то ни другое. Я падала на планету. Поэтому сделала единственно возможное: попросила о помощи.

Она допила пиво, наблюдая с ухмылкой за реакцией собеседника.

– Помощи?

– Да. У пауков.

– Серьезно? Их просить – крепкие нервы нужны!

– Ну, с нервами тогда были проблемы. – Антуанетта хихикнула. – А что мне оставалось? Сидеть сложа руки и ждать путешествия на тот свет? Когда валишься в облака газового гиганта, перспектива подключиться к коллективному разуму не слишком пугает.

– Поверить не могу… и это после назойливого сна, который все никак от тебя не отцепится?

– Я пришла к выводу, что это пропаганда. Правда не может быть настолько плохой.

– Там и полстолька – хуже некуда.

– Ксав, когда смерть дышит в затылок, выбирать не приходится.

Он ткнул в ее сторону бутылкой:

– И все-таки ты здесь.

– Да, здесь, перед тобой. Рада, что заметил.

– Так что же случилось?

– Они меня спасли. – Антуанетта помолчала и затем повторила, будто убеждая себя в реальности произошедшего: – Пауки пришли на выручку. Прислали что-то вроде робота-буксира. Эта штука прилепилась к корпусу и выдернула меня из гравитационного колодца. Один рывок – и я уже тихонько дрейфую к Йеллоустону. Пришлось еще повозиться с токамаком, но времени на это уже было хоть отбавляй.

– А пауки… взяли и запросто улетели?

– Ну да! Их главный, старикашка, говорил со мной, прежде чем выслать буксир. Неласково, надо сказать. Пообещал прикончить, если снова попадусь ему. И не похоже, чтобы шутил.

– В рубашке ты родилась. Когда дело касается пауков, предупреждением отделываются нечасто.

– Я в курсе.

– А этот старик, паук-начальник, – он кто?

– Не знаю. Назвал имя – Клавэйн. А кто такой – ума не приложу.

– Да ты шутишь. Тот самый Клавэйн?!

Антуанетта перестала вертеть в пальцах картонку, посмотрела внимательно на Ксавьера:

– Что значит «тот самый»?

Ксавьер взглянул на девушку с тревогой и сочувствием, словно на заторможенное дитя.

– Знаешь, есть такая штука – история. Всякие скучные вещи, которые еще до эпидемии случились.

– Знаешь, я после эпидемии родилась. И твои скучные вещи на самом деле скучные!

Антуанетта посмотрела сквозь бутылку на свет: