Андрей Плеханов - Особо опасная особь Страница 39

— Этот урод ударил тебя, папа? — спросила Лина.

— Да, — прошептал Горны. — Он бил меня ногами. Извини, что я так подвел тебя, Лина, доченька. Я не должен был тебе звонить...

— Это я виновата. Я тебя подставила. Если б я знала, что эта дрянь до тебя доберется... Извини, пап. Пожалуйста.

— Лина, милая дочка, я так многого тебе не сказал... Я очень хочу, чтобы ты спаслась, чтобы жила, но что я могу сделать? Я так слаб. Я ничтожен...

— Эй вы, польские выродки, хватит шептаться, — встрял Виктор. — Я хочу, чтобы вы оба встали и повернули ко мне свои морды.

— А еще он стрелял в меня, — сказал вдруг отец торопливо, словно боялся, что ему не дадут договорить. — Я пытался побежать, он выстрелил, в меня не попал, разбил окно. А потом свалил меня на пол и бил ногами.

Подсказка.

Лина перевела взгляд на окно и наконец-то поняла, откуда дует ветерок, шевелящий тяжелые матерчатые шторы. Окно, значит, разбил. Понятно... Неясно только, почему здесь до сих пор нет полиции. Впрочем, для Виктора это не проблема — разобраться с сигнализацией и охраной. Он и не такое умеет.

— Мне нужна веревка, — сказала Лина беззвучно, одними губами. — Она на месте?

— Нет веревки, убрал, — шепнул отец и опустил взгляд, лицо его при этом снова болезненно скривилось.

— Да вы что, не слышите? — взревел Виктор. — Вы, сладкая парочка, вы что там, трахаться собираетесь, родственнички? Ну-ка быстро встали и подняли лапы! Считаю до трех, потом стреляю!

Лина медленно повернулась, положила мотоциклетный шлем на пол и подняла руки. Отец вскочил на ноги — сзади, за ее спиной.

Веревка. Точнее — альпинистский фал, прочный и тонкий, сто метров на катушке, с крюком на конце. Любимая игрушка Джозефа Горны. Самый веский его аргумент в разговорах с клиентами. Когда какой-либо из крутых покупателей начинал артачиться — мол, в других компаниях цены ниже и нет особого смысла переплачивать за швейцарское качество, Джозеф Горны извлекал из-под стола бобину — небольшую, весом меньше килограмма, выпускал два метра шнура, молча вязал из него сложную конструкцию, состоящую из десятка разнообразных узлов и петель. Потом кидал фал вверх, крюк на конце фала точно цеплялся за основание люстры (антикварной, хрустальной, килограммов на сто). После этого Горны вставал и предлагал клиенту дернуть за трос. Клиент дергал — вначале осторожно, будучи уверенным, что люстра со страшным грохотом обрушится на пол, затем все сильнее и сильнее. При определенном усилии узлы вдруг развязывались все одновременно и трос повисал свободно. Дешевый, в общем-то, фокус — не совсем понятно, какое из качеств троса он демонстрировал, но большая часть клиентов приходила в детский восторг. Далее опытный Горны брал их с потрохами.

Отец соврал. Веревка была там, на месте, она всегда была там, и сейчас тоже. Лина наклонилась, чтобы положить шлем, и увидела ярко-оранжевую катушку под столом.

Почему он соврал? Какой в том был смысл?

Выглядело так, словно кто-то заставил его соврать.

И свист в голове Лины — он изменил свою тональность, усилился.

— Я смотрю, Вик, ты выбалтываешь секреты — про астероид, Шона и про все такое прочее, — сказала Лина. — Не страшно? Ты точно уверен, что мы с отцом не выживем?

— Вы умрете сейчас. А я буду жить долго и наслаждаться жизнью так, как это не доступно никому в этом мире. Потому что я — Хозяин.

— Трепло ты, — усмехнулась Лина. — Жалкое и напыщенное трепло. Скажи-ка лучше, раз уж стал таким разговорчивым, что с тобой случилось на астероиде?

— Ничего не случилось, — буркнул Виктор. — Ты бросила меня и удрала, вот и все.

— Там был кто-то еще, — заявила Лина. — Я слышала его голос.

— Галлюцинации. Ты была накачана транком под завязку, девочка. Тебе могло почудиться все, что угодно.

— Там был еще кто-то. Разумный, но не человек. Я слышала его. Думала, что это дьявол, — он пришел, чтобы наказать тебя, забрать в преисподнюю. Ты заслужил это.

— Да ты свихнулась, детка, — осклабился Виктор. — Вот я, перед тобой, веселый и здоровый. А в преисподнюю отправишься ты. Сегодня твоя очередь.

— Он здесь, — задумчиво произнесла Лина, не обращая внимания на слова Виктора. — Ты притащил его с астероида с собой, и я слышу его свист. Но я его не вижу. Где он? Может быть, он внутри тебя?

— Ну хватит! — рявкнул Виктор. — Достали меня твои шуточки. Все, пока! Скажи папе до свидания!

Он поднял пистолеты и выстрелил. За долю секунды до выстрела Лина запустила в него шлемом.

Она заранее поддела шлем носком ботинка, подцепила его как футбольный мяч, приготовилась. Времени на разогрев пальцеглазовских утилит, увы, не было, да и ни к чему это. Только попасть. Запулить черным мячом шлема точно в Вика, не промазать.

Пули сшибли шлем на лету, отбросили его в сторону. Виктор выстрелил снова, но Лины на месте уже не было. Она не побежала прямо на Виктора, как в тот злополучный раз, — прыгнула вбок, оттолкнулась ногой от стены, снова оказалась в воздухе и всем телом, как в профессиональном рестлинге, обрушилась на Вика. Паль-цеглаз, похоже, все-таки встрял в драку, потому что нормальному человеку выполнить два таких прыжка было не по силам. Вик полетел на пол, Лина приземлилась на него, схватила за запястья, развела руки с пистолетами в стороны и врезала лбом в переносицу.

Больно! Лине показалось, что ее угостили деревянным молотком по лбу. Почему у нее не железная башка, как у Умника?

Виктор обмяк, пушки вывалились из его рук. Лина лежала на поверженном враге и тяжело дышала, боясь разжать пальцы.

Если она выживет, то станет брать уроки карате. Или дзюдо, или еще чего-нибудь такого боевого. Потому что все-таки нужно научиться драться, нельзя все время рассчитывать на везение.

Ничего она не будет брать, никаких уроков. Потому что она убила Вика и стала преступницей, и ее место в тюрьме. А если не убила, то сейчас добьет, потому что такую тварь нельзя оставить в живых.

Лучше тюрьма.

Лина со стоном перекатилась набок, встала на четвереньки, уперлась рукой и присела на корточки. Дышать трудно, ребра хрустят при каждом вдохе — опять, видно, сломала пару несчастных косточек. Ничего, срастутся, не впервой. Виктор лежал без сознания, с открытым ртом, из сломанного его носа двумя алыми ручейками вытекала кровь.

Лина взяла пистолеты, поднялась на ноги и поплелась к столу. Положила пистолеты на стол.

Свист в голове стал тише, монотоннее, но не исчез.

Сейчас, сейчас. Она соберется с духом, выстрелит в эту чертову голову, и свиста не станет. И Виктора Дельгадо тоже. Давно пора.

Отец сидел в кресле, откинувшись на спинку, плетями опустив руки, закатив глаза. В обмороке?

— Пап, — Лина потрясла его за плечо. — Ты как, па?