Сэмюэль Дилэни - Вавилон - 17 [Вавилон - 17. Нова. Падение башен] Страница 39

— Все проверено и готово, капитан.

Включились стасис-генераторы, и Ридра откинулась в кресле. Внутри нее наконец что-то расслабилось.

— Я не думала, что мы выберемся, — Ридра повернулась к Батчеру, который сидел на краю кресла, глядя на нее. — Вы знаете, я нервная, как кошка. И чувствую себя не очень хорошо. О, дьявол, этот старт. — Болезнь, которую она так долго отгоняла от себя, начала овладевать ее телом. — Я чувствую себя так, будто разваливаюсь на части. Знаете, когда во всем сомневаешься, когда кажется, что чувства тебя обманывают…

Дыхание причиняло ей боль.

— Я быть, — мягко сказал Батчер, — а вы — суть.

— Не позволяйте мне сомневаться в этом, Батчер. А то я и об этом начала задумываться… Среди моего экипажа есть шпион, я ведь говорила вам об этом? Может, это Брасс, и он швырнет нас в другую Новую? — Болезненность начала переходить в истерию. Она выхватила бутылку из руки Батчера. — Не пейте это! Он… он мог отравить нас! — Она неуверенно встала. Все было охвачено красным туманом. — Или один из мертвых. Как… как я мог… могу… сражаться с призраком? — Чувствуя боль в животе, она боролась с тошнотой. С болью пришел страх. Она уже не могла говорить ясно. — У… убить… убить нас! — прошептала она. — Ни вы, ни я…

Батчер сказал:

— Если вы будете в опасности, посмотрите в мой мозг и используйте, как нужно.

Немая картина в ее мозгу: однажды она, Мюэл и Фобо ввязались в ссору в «Танторе». Она получила удар в челюсть и, отпрянув назад, успела увернуться, когда кто-то схватил зеркало со стойки и швырнул в нее. Ее собственное испуганное лицо с криком летело на нее и ударилось в протянутые руки… И когда она глядела в лицо Батчера сквозь боль и Вавилон-17, это опять случилось с нею…

Часть четвертая

Батчер

— Мы только что миновали Снэп, капитан. Хотите выпить? Голос Ридры:

— Нет.

— Как вы себя чувствуете?

Голос Ридры:

— Мозг в порядке, тело в порядке.

— Эй, Батчер, кажется, у нее уже нет бреда?

Голос Батчера:

— Нет.

— Оба вы выглядите чертовски веселыми. Прислать помощника взглянуть на вас?

Голос Батчера:

— Нет.

— Отлично. Сейчас полет легкий, и я могу выключиться на несколько часов. Что скажете?

Голос Батчера:

— А что сказать?

— Скажите «спасибо». Вы знаете, я здесь привязан хвостом.

Голос Ридры:

— Спасибо.

— Выздоравливайте. Оставляю вас одних. Простите, если помешал.

«Батчер, я не знала! Я не могла знать».

Эхом в их мозгах возник крик.

«Не могла… не мог… Этот свет… Я говорила Брассу, говорила ему, что вы должны говорить на языке без слова „я“, и сказала, что не знаю такого языка. Но один такой, очевидно, был. Вавилон-17…»

Соответственные синапсы гармонически двигались, пока изображение не замкнулось и она вокруг, вне себя не создала его, не увидела его…

…В одиночке Титана он шпорой царапал на стене карту поверх непристойностей, написанных заключенными за два столетия, — карту, которую обнаружили после его побега и которая увела преследователей в неверном направлении; она видела, как он три месяца шагал по своей четырехфутовой камере, пока не упал от изнеможения и голода.

На тройной веревке из слов она выбралась из тюрьмы: голод, лестница, столб, падать, собираться, отличить, цепи, перемены, шанс…

Он взял свой выигрыш у кассира и был уже готов двинуться по опустевшему коридору казино «Космика» к двери, когда черный крупье преградил ему путь, улыбаясь и глядя на его набитый деньгами мешок.

— Не хотите ли попытаться еще, сэр? Могу предложить такое, что заинтересует игрока вашего класса. — Его проводили к магнитной трехмерной шахматной доске с керамическими фигурами. — Вы играете против нашего компьютера. При каждой потерянной фигуре ставите тысячу кредитов. Если выигрываете фигуру, получаете столько же. Шах дает или отнимает у вас пять тысяч. Мат дает выигравшему тысячу ставок…

Это была игра даже для его чрезмерного выигрыша, а он выиграл чрезмерно.

— Пойду домой и возьму деньги, — сказал он крупье.

Крупье улыбнулся и ответил:

— Вам хватит…

Ридра следила, очарованная, как Батчер пожал плечами, повернулся к доске и… в семь ходов дал компьютеру «детский мат». Они выдали ему его миллион кредитов — и трижды пытались убить его, пока он добирался до выхода из казино. Им это не удалось, но это был спорт почище игры.

Следя за его действиями, ее мозг колотился внутри, изгибаясь от боли или удовольствия, от чуждых эмоций, ибо они были лишены «я» — невыразимы, механически, соблазнительны, мифичны. Батчер…

Ридра пыталась прервать безудержное кружение.

…Если вы все время понимали Вавилон-17,— бушевало в ее мозгу, — почему вы использовали это во время игры, во время грабежа банка, а днем позже утратили все и не сделали попытки вернуть?

— Зачем? Там не было «я».

Она вела его в мир яркой, разлитой сексуальности. Следуя за ней, он был на краю жизни.

— Свет… вы делаете… Вы делаете! — кричал он в ужасе.

— Батчер, — спрашивала она, более привыкшая к эмоциональным водопадам слов, чем он, — на что похож мой мозг в вашем мозгу?

— Яркое, яркое движение! — Кричал он в аналитической точности Вавилона-17, грубого, как камень, чтобы выразить многочисленные образы, рисунки, их соединение, смещение и разделение.

— Я поэт, — объяснила она, моментально приводя в порядок мысленные течения. — Поэт по-гречески значит создатель, или строитель.

— Вот оно! Этот рисунок! Такой яркий, яркий!

— Такая простая семантическая связь? — она была удивлена.

— Но греки были поэтами три тысячи лет назад. А вы поэт теперь. Вы соединяете далекие слова, и их сияние слепит меня. Ваши мысли — сплошной огонь, даже тени я не могу ухватить. Они звучат, как глубокая музыка, которая потрясает меня.

— Это потому, что вас никогда не потрясали раньше. Но я буду мягче.

— Вы так велики внутри меня. Я вижу рисунок: низменное и артистическое сознание встречаются в одной голове, и язык — посредник между ними…

— Да, я начала думать о чем-то вроде…

— Летят мысли, имена… Видон… ах! И Бодлер.

— Это древние французские по…

— Слишком ярко, слишком ярко! «Я» во мне достаточно сильно, чтобы выдержать. Ридра, когда я смотрю на ночь и звезды, то это лишь пассивный акт, но вы активны даже взглядом, и звезды окружает еще более яркий свет!

— То, что вы воспринимаете, меняет вас, Батчер. Но вы должны воспринимать.

— Я должен… Свет: в вас я вижу зеркало, в нем смешиваются картины, они вращаются, и все изменяется…