Александр Щёголев - Львиная охота Страница 39

После этого — что случилось после? Каким образом удалось за столь короткий срок преодолеть глубокий общественный раскол? И какова роль Национального банка, вытеснившего с местного финансового рынка всех мировых конкурентов? Загадки… Да и со жмурью не все обстояло просто. Едва настал хрупкий мир, страну захлестнул наплыв туристов — не иммигрантов, рвущихся строить новую жизнь, а именно туристов, желающих хорошенько отдохнуть, — несмотря на возможные беспорядки, несмотря на вопиющий развал системы обслуживания. В чем дело, сразу не разобрались и, тем более, не воспрепятствовали процессу. «Туристы — это наше всё», как сказал кто-то из местных любителей поэзии, читавший, видимо, Аполлона Григорьева в подлиннике. При чем здесь жмурь? А притом, что совершенно неожиданно открылось очередное по счету свойство этого колдовского зелья. Во всех других городах и странах классическая схема жмури работала как психоделик. Не больше того! Пусть чудовищно сильный, вызывающий почти мгновенную зависимость, но все-таки обычный психоделик. И только в одном месте планеты наркотический сон взлетал до божественных высот. Только находясь в этом городе ты мог погрузить ненужное тебе тело в кресло и создать собственную Реальность, ставшую для тебя единственной. Реальность, в которой ты Бог. Только в этом городе… Вот чем объяснялось нашествие любителей острых ощущений, торопившихся попробовать настоящую жмурь до того, как ее задавят окончательно. Еще одна загадка в ряду прочих. Или Эдгар Шугарбуш с товарищами сумели найти разгадку? Не зря же он упоминал про деньги, которые теряют некие свойства при пересечении границ — в точности, как семь лет назад это было со жмурью… Что касается простых и понятных вещей, то часы «Ракета» сняли с производства. Заодно и все остальные марки тактильных будильников. Строжайший запрет, за нарушение которого — срок на Протее-2. Была организована служба антиволнового контроля — в том числе для того, чтобы пеленговать и вылавливать новых жмуриков, буде таковые появятся…

Соленые капли воспоминаний высохли, оставив на душе едкий след. Я неожиданно для себя расчихался — верный симптом того, что с рюмками на сегодня пора кончать, иначе следующими симптомами вполне могли стать фортеля со зрением, с ногами, с желудком.

— Аполлон — красивое имя, — сказал я, уткнув нос в платок. — Ахиллес, Харон, Артемида…

Анджей оторвал голову от стола и глянул на меня одним глазом. Сидел он сгорбленный, обмякший, положивши голову на локти; вспоминал что-то свое, что-то невозвратимо хорошее.

— Предположим, назовем мы этаким заковыристым именем обычного, ничем не примечательного работягу, каких тысячи вокруг нас, — продолжил я, увлекаясь. — Аполлон Иванов. Аполлон Джонс. Станет ли он после этого античным героем? Или хотя бы героем романа?

Если кто-то с моими физическими данными начинает заговариваться и вести себя неадекватно выпитому — это страшно. Но вдруг оказалось, что Татьяна уже вернулась, уложив ребенка спать, что она плотно сидит сбоку от меня, подперев подбородок кулаком, сочувственно заглядывает мне в лицо, и я пояснил обоим хозяевам свою мысль:

— Я, собственно, о том, что туристы — это ваше всё. Не спорю, раньше так и было. А что есть «ваше всё» теперь, горожане?

Анджея, похоже, тоже повело. Он заявил, поблескивая учеными глазками:

— Исправлять взаимоотношения человека с мирозданием! Потому что это главное, малыши, без этого невозможно не только вернуть здоровье, но и сохранить его. Если ты отвергаешь мировой порядок вещей, то и мироздание неизбежно отвергнет тебя, мало того, чем искреннее ты недоволен своей жизнью, тем нездоровее будет твоя жизнь, это ведь спираль, по которой наше подсознание гоняет нас до самой могилы. И вот тут-то отчаявшемуся, глупому или просто ленивому человеку приходят на помощь психокорректоры. Не какие-то там вульгарные психомагнетики, производимые на уральском гиганте «Дриммаш», а тончайшие, естественные средства, не лекарства, упаси Боже, а система, смысл которой в том, чтобы приоткрыть разум…

— Снизить критику? — удачно поддел я оратора. Он отмахнулся:

— …и тогда в образовавшуюся щелочку войдут специальные тексты, примеры которых повсюду — в виде лозунгов, газет, случайных разговоров, — таким образом, весь город приобретает свойства огромного психокорректора, и качество туризма теперь совершенно иное, это ведь невооруженным глазом видно, малыши…

А потом Татьяна, как главный из присутствующих малышей, вставила Анджею в зубы сочный плод нектарина, временно заткнув брызжущий умом гейзер, и с грустью сказала мне, что счастье не бывает долгим, что все хорошее когда-нибудь кончается, и я ей сказал, что она единственная поняла, о чем был мой вопрос… а потом я спросил, оттолкнувшись от темы: на кой ляд нужно по ночам класть деньги под подушку? Что за безумие постигло вменяемых с виду бюргеров? И друзья мои почему-то замялись, спрятали глаза, и повисла над столом тягостная пауза… и тогда я спросил, забодай их комар, чего они все стыдятся?! Что позорного сокрыто в простом слове «сон»?!

— У кого не получается, пусть тот и стыдится, — сказала Татьяна, поправляя вазочки с десертом. Она делала при этом слишком много лишних движений.

— А те, у кого получается, — сказал Анджей, сосредоточенно вглядываясь в темный сад за окном, — боятся выглядеть счастливее других, потому что…

Он не договорил. Я тоже молчал, быстро трезвея. Посиделки, так складно начавшиеся, достигли точки, когда гости встают, внезапно вспомнив про улетающий через полчаса самолет, а хозяева провожают их до такси, держа на лицах положенное по случаю огорчение… Татьяна переключила каналы объемника, торопясь найти что-нибудь бодрящее, а муж ее спокойно повернулся ко мне:

— Ты не думай, Макс, — сказал он, словно извиняясь, — никаких табу. Ну, просто какой же герой, даже с именем Аполлон, готовый убить любого за свою семью, за женщину или, там, во благо всего человечества, признается, что сны его убоги и серы. Что же тогда ты хочешь от обычного, скучного бюргера?

«Готовый убить… — эхом отозвалось у меня в голове. — Во благо всего человечества…» Как скаут. Готов убить? Всегда готов… Что?! О чем я сейчас подумал?

О ЧЕМ Я СЕЙЧАС ПОДУМАЛ?!

Все было чудесно, все было как прежде. Я находился среди друзей, стол ломился от экзотической, непривычной еды, какой-то умник излагал по объемнику два универсальных правила здоровья (первое: «Не Нервничать Из-за Пустяков»; второе: «Всё — Пустяки»), и я захохотал, как ребенок, и все подумали — над передачей и снова переключили канал, но я не стал их разубеждать; просто голова моя отныне принадлежала мне и только мне. Лопнул громадный радужный пузырь, разлетевшись тысячей шикарных брызг. Я вспомнил! Это было, как сладкий опийный толчок, как горячий укол в вену. Я вспомнил того человека, который остановил меня утром возле вокзала. Я вспомнил…