Виктор Ночкин - Русский космос Страница 39

Пассажиры по одному входили в приемное отделение трапа, над входом вспыхивал красный круг, наружный щит опускался. Чуть погодя вход снова отворялся, вместо запретного круга загорался зеленый треугольник – в шлюз шагал следующий. Когда подошла очередь Тимура, он волновался, но совсем немного. Внутри оказалось душно; захлопнулся шлюз, стало темно. Узкая полоска белого свечения скользнула вдоль его фигуры, и Тим зажмурился. Потом загорелся свет, из стены на коленчатом кронштейне выехал чит-модуль, остановился на уровне груди. Солдат приставил плечо к плоской поверхности, внутри модуля тихо квакнуло – раскрылся проход внутрь межсфирника. Тимур Жилин вступал в новый мир.

Следуя указаниям зеленых стрелок, он прошел в пассажирский отсек. Здесь было тихо, корпус гасил внешние звуки. Тим выбрал место у правого борта и уже собирался опустить рюкзак в нишу, когда его окликнул недавний собеседник – крепыш в форме пилота.

– Нет, слева садись, тебе же захочется в иллюминатор глядеть. Новичкам всегда интересно на Каабу посмотреть, а мы левым бортом к ней пройдем.

Тим кивнул и пересел, куда было предложено, – теперь он оказался за спиной говорливого попутчика. Другой пилот, тот, что с усиками, вновь дремал, откинувшись на подголовник. Тимур решил последовать его примеру: загрузка межсфирного транспорта – дело долгое.

Из дремоты вывела легкая вибрация челна и голос в репродукторе, монотонно повторяющий: «Челн готовится к отлету. Всем занять места, пристегнуться. Челн готовится к отлету. Всем занять места, пристегнуться…». Тим поерзал, чтобы прижаться к спинке как можно плотнее, и принялся аккуратно натягивать непривычно широкие ремни. Сиденье тоже казалось необычным, очень уж мягким. Время от времени корпус тихо вздрагивал, что-то лязгало: машина переходила в полетный режим. С шипением кресла стравили газ, принимая форму тела пассажиров, ремни натянулись, обхватывая нежно, но плотно.

Дрожь корпуса стала сильней, свет в салоне погас, вдоль свода загорелись оранжевые лампы: челн тронулся. Тим сжал зубы и приготовился – сейчас начнется перегрузка. Медленно, плавно… Он закрыл глаза и мысленно обратился ко Всевечному.

Когда зажегся свет, понял – они уже вне сфиры. Спереди донесся баритон общительного пилота:

– Отрок, ты как? Нормально?

– Нормально, – Жилин прислушался к своим ощущениям. – Да, я в порядке.

– Вот и хорошо. Погоди, сейчас иллюминаторы откроются, посмотришь на Каабу. На нее стоит посмотреть. Вот я сколько раз вижу, а все тянет снова и снова…

Сиденье зашелестело, наполняясь газом. Ремни чуть ослабли. Тяжести не было, Тим понял, что они уже в невесомости, но по-прежнему ощущал мягкое давление, прижимающее к спинке: челн двигался с ускорением. Все было знакомо, сотни раз отработано на тренировках… И все же он испытывал волнение. Теснило грудь, сердце быстро стучало и побаливало немного. Так обыденно это происходит, буднично, а ведь сейчас исполняется мечта его жизни: он над сфирой вознесся! И как исполняется… Ведь думал: много лет в атмосфере летать предстоит, да и вообще неизвестно, попадет ли когда в большое пространство. Но вот, еще и служить толком не начал, на одно только задание в Гуманитарный лагерь вылетал, а воля Всевечного – уже здесь, на орбите! Хотя если война… Стоит ли оно того? – задумался он вдруг, и на душе сразу тревожно стало. Выходит, для исполнения мечты война понадобилась? Плохое ради хорошего… Где правда? Мысль эта очень смутила его, обеспокоила, а ответа не находилось. У Шахтара надо спросить, командир подскажет… Хотя когда ж его теперь увижу? Может, и никогда.

А потом с негромким щелчком поднялись заслонки, и сквозь иллюминаторы из толстого свинцового стекла Тимур узрел необъятную тьму межсфирии. Словно черное полотно, испещренное белыми буквами звезд – они складывались в божественную тайнопись, которой Всевечный раскрыл все загадки мироздания, все его великие, манящие и пока еще недоступные людям законы.

– Погоди, долетим до «окна», поднимемся выше, тогда Кааба будет видна, – пояснил сосед, выглядывая из-за спинки кресла. – Близко от нее пройдем, полюбуешься.

Тимур кивнул, не отрывая взгляда от иллюминатора. Там медленно, неторопливо плыла звездная ночь. Холодные огни выстраивались причудливым узором, который дышал, пульсировал, завораживал – манил. Тим увидел внизу солнечный парусник, летящий по своей орбите, – треугольный экран площадью метров сто пятьдесят, натянутый на тонких штангах, в свой черед закрепленных на квадратной раме с баллонами, решетчатым колоколом антенны и какими-то приборами. Гордо, мягко реял он над Землей, полотнище было разделено на две части: верхняя иссиня-черная, сливающаяся с космическим фоном, нижняя золотая, а в центре сияло искристым серебром изображение святой крезды. Тимур долго провожал его взглядом. Было что-то упоительное в этом легком парении на невообразимой высоте, когда от тверди отделяли тысячи километров, – в мерном скольжении межсфирника по незримым гравитационным волнам.

Потом в чреве челна глухо загудело, картинка в иллюминаторе поплыла скорее, проворачиваясь: включились маневровые двигатели. Сердце колотилось все быстрее; когда Тимур поднял руку с растопыренными пальцами, увидел, что они дрожат. И еще почему-то зевать постоянно хотелось – тоже нервное, должно быть. Он ерзал, крутил головой, то в салон глядя, то в иллюминатор… И вдруг почти задохнулся, широко раскрыв глаза: миг настал, явилась Кааба!

Вот он, дивный Горний мир! Как прекрасный канатоходец, балансирует на границе равновесия центробежной силы и притяжения Земли. Должен был бы соединяться с Изножием толстым столбом, по коему двигались бы орбитальные подъемники, – но суждено ему парить в одиночестве, осеняя сфиру. Красота звездной ночи враз отступила, съежилась пред исполненным величия зрелищем орбитального града. Издали обиталище святых напоминало звезду. Ядро – серебристый шар, окруженный, будто Сатурн, широким кольцом, от которого расходились во все стороны пять ветвей Сидры. У основания широкие, дальше они сужались, но на концах имели утолщения, будто навершия посохов. Кольцо же служило местом посадки, и челн с Тимуром, припавшим к оконцу, подлетал все ближе, хотя они-то туда садиться не собирались. Шум маневровых двигателей – а их, управляющих движением челна по трем осям, здесь должно быть не менее полусотни – менял тональность, то почти стихал, то громче становился. Капитан маневрировал; наконец челн заскользил в тишине и покое – ближе, ближе к Каабе…

Поверхность той казалась шершавой из-за усеивающих ее сооружений: антенн, башенок, платформ и выступов, назначение коих было не понять. Как причудливо и сложно устроен Горний Мир! Вокруг вились десятки челнов, кажущихся крошечными рядом с огромным телом, – то выныривали из тени, то снова исчезали в чернильной завесе. В межсфирии не было полутонов: или непроглядная темень, или яркий серебристый свет, играющий на поверхности исполина. Сидящий впереди пилот что-то говорил, объяснял тонкости маневра, но Тимур едва слушал, пожирая взглядом открывшееся зрелище, напитываясь им, наполняясь до краев… Будто едва-едва коснулся губами слепящего лика непорочного: святость перетекала от Горнего Мира, толика ее осияла и рядового иеросолдата Тимура Жилина, наполнила разум светом, а жизнь – значением, глубоким и добрым смыслом.