Евгений Филенко - Отсвет мрака (Сборник) Страница 39

— Что это? — любопытствую я, держа бипер двумя пальчиками. И, зная, что сейчас она мучительно ищет лживый, но правдоподобный ответ, сам же и отвечаю: — Это бипер. Он пищит. Потому что тебя вызывают. Кто вызывает? Поясняю: такие же ктыри, как и ты сама.

Она медленно подтягивает колени к животу и неловко садится, чтобы хоть как-то спрятать от меня свои неброские прелести. Но упрямо продолжает молчать, а в огромных ее глазищах, густо-синих и своеобразно красивых, я читаю не столько стыд, сколько растерянность. Ктырица не ожидала, что ее так легко и элегантно расшифруют.

— Кого мадемуазель ищет в этом богоспасаемом уголке?

— Я бы хотела одеться, — наконец роняет она.

— Разумеется. Позже… Когда мы выясним суть вашего задания. Видите ли, я близкий друг кое-кого из попечителей Салона и принужден исполнить свой дружеский долг, разобравшись в ваших, верится, благородных намерениях. Для чего готов применить всю свою профессиональную подготовку бывшего кадрового разведчика. Без промедления и в полной мере.

Кажется, я достаточно с ней откровенен. И в то же время оставляю крохотную лазейку. В конце концов, кто утверждает, что она явилась пасти именно меня?

Вообще-то, ктырица не так безобразна, как виделось мне издали. В ней чувствуется внутренняя сила. И эти пышные волосы, нарочито изуродованные нелепой прической. И эти яркие глаза. И фигура.

Кстати, о фигуре…

— Мадемуазель, конечно, может отречься от бипера. Но она не сможет отречься от других улик. Улика первая: ваше тело находится в разительном противоречии с легендой. Когда вы носите это рванье, — небрежно подбрасываю носком туфли ее платье, — то можете еще с некоторой натяжкой сойти за подслеповатую дурнушку. Но, обнаженная, вы преображаетесь. Фигура носит следы длительного и умелого шейпинга. Мускулы регулярно подвергаются серьезным тренировкам. Нет, вы отнюдь не «синий чулок» и не нуждаетесь в услугах салонов, подобных этому… Улика вторая: татуировка.

Теперь и щеки ее пылают.

— Верно, вы забыли о ней? Напрасно. «М» готическое и венок из омелы — это, кажется, «Маргариты»? Тем более, «синий чулок» органически не может иметь такое бурное прошлое. К тому же, статистика неумолимо свидетельствует: девушки из моторизованных банд вроде вашей, повзрослев, в большинстве становятся нашей клиентурой. Сиречь криминальным контингентом. А в меньшинстве принимают сторону закона и порядка. Судя по биперу, вы — из меньшинства. Убедительно? — И снова отвечаю на собственный вопрос: — Более чем убедительно.

Серые от волнения губы ктырицы беззвучно шевелятся. Молится она, что ли?

— Послушайте, девочка, мне надоело ваше молчание. Давайте от монолога перейдем в диалоговый режим. Назовите хотя бы ваше имя.

— Индира… — шепчет она. — Индира Флавицкая. Старший инспектор.

— Изумительное имя, экзотическое. Вполне гармонирует с вашей внешностью. Прекрасно. Откровенность за откровенность. А я Иван Альфредович Зонненбранд. Не слыхали про такого? Или это вы меня и скрадываете?

Она трудно кивает.

— Плохие времена настали для ктырей, — сокрушаюсь я. — Трудно с кадрами. Вот уже берут на работу слабых, беззащитных женщин. И даже продвигают по службе. В мое время такого не было. А согласитесь, приятно дряхлому, обеззубевшему аутло на склоне дней побеседовать с совершенно обнаженным старшим инспектором ДЕПО! Это достойный венец карьеры…

— Послушайте вы, аутло хренов, — вдруг говорит она резко. — Можете стебаться и дальше. Ваша взяла. Но дайте же одеться!

— Не дам, голубушка. Это вам уже ни к чему. И «стебаться», как вы изволили выразиться, я намерен Долго и изощренно. И то, что через какое-то время мои коллеги вас изнасилуют на моих глазах всеми известными человечеству способами, лишь малозначительный эпизод обширной программы… А теперь говори, стерва!

Она собирается в комок, замысловато переплетает конечности, лишь бы я ничего не видел, кроме сплошных локтей и колен. А я вижу все. И прежде всего то, что теперь-то она наконец испугалась по-настоящему.

— Что… что говорить?

— Как меня нашла. Что знаешь обо мне. Почему вообще ктыри меня ищут. Кажется, до этого дня перед лицом закона я был невинен, как ребенок.

— Убийство трассера в «Инниксе». Убийство Ольги Цариковой…

— Какой еще Ольги? Я не знаю, кто это!

— Вас видели в ее обществе.

Слава Богу. А я уж подумал, что Тунгус начал петь…

— Допустим. Но я не убивал ее. Спал с нею — это было. Но крови на мне нет.

— Тогда чего же вы от нас бегаете?

— Потому что…

А действительно, почему? Как ей рассказать про сутулых серых типов, что таскаются по моему следу вот уже несколько дней, суля царское богатство и устрашая полным своим пренебрежением к человеческой жизни?

— Потому что люблю бегать. А вы, должно быть, обожаете меня ловить. Вот у нас и образуется пулька.

— Если то, что вы говорите, правда, зачем тогда вам мучить меня?

— Мучить? Вас?! Да разве я похож на палача, милая Индира? Я и не говорил этого никогда. Мучить и казнить вас будут совершенно посторонние люди. А я при этом поприсутствую какое-то время. После чего незаметно удалюсь, чтобы не оставлять по своему обыкновению следов. Да и то, во что вы к тому моменту превратитесь, уже не сможет служить объектом хоть какого-то сексуального интереса. Скорее анатомического… Вы разыскали меня. Отлично! Но я, как и вы, нахожусь при исполнении профессионального долга. И означенный долг диктует мне свою логику поступков, вполне допускаю — для вас неприемлемую…

— Ты, сволочь, — она встает во весь свой небольшой росточек, расправляет плечи и делается похожей на Маугли с картинок в полузабытой детской книжке. — Теперь слушай меня и не перебивай. Мне приказали поймать тебя. Я не хотела. У меня были другие дела. Но ты убил девчонку Ольгу Цари-кову. И тогда я решила тебя взять. И возьму, чего бы это ни стоило. И бывший ли ты разведчик или нет- значения не имеет.

Я со вкусом затягиваюсь сигареткой и выпускаю в ее сторону вереницу мелких колечек.

— Продолжай, девочка. Сейчас ты выглядишь неплохо. Как пионер-герой из коммунистических хроник. Пожалуй, в награду за героизм один разок я перееду тебя лично…

— А еще вот что. — Нет, положительно в ней что-то есть. Кулачки сжаты, глаза горят, наступает на меня, того и гляди — укусит! — Я пришла не одна. И сейчас, пока ты передо мной выеживаешься, будто поганая муха на стекле, Салон берут в коробочку. Бипер ты распознал, спору нет. Но вот этот пеленгатор с обратной связью, — она поднимает двумя пальчиками дешевый кулон, что болтается между ее по-девчоночьи неразвитых грудей с большими бледно-розовыми сосками, — ты прохлопал. И гулять осталось тебе не более десяти секунд.