Борис Георгиев - Нф-100: Инварианты Яна Страница 39

- Катя? - переспросила Берсеньева и спешно покинула врачебный кабинет, превращённый в столовую. Выходя, нащупывала в кармане фонарик, но включить его не пришлось, мрак поредел. Как и прежде, над входом в предбанник Пещеры Духов горела аварийная лампа, тусклого её свечения хватало только на то, чтобы вырезать во тьме серый прямоугольник. Зато в другом конце тоннеля Гамильтона сиял полуденный свет, кафель казался мокрым от глянцевых бликов, а тёмные фигуры словно бы парили в жемчужном тумане. Два человека. Один - неправдоподобно длинный - простёрся во весь рост у порога, другой опустился на колени рядом.

Света прибавила шагу. Тот, кто лежал, шевельнулся.

'Помоги...' - услышала Берсеньева.

Человек, стоявший на коленях, негромко спросил: 'Что? Что ты говоришь, Володя?'

Светлана Васильевна удивилась: с трудом узнала Катин голос. Возможно, в этом было виновато эхо. Пришлось пойти медленнее, чтобы не мешал звук шагов, но ответ инспектора всё равно прозвучал неразборчиво, как скороговорка, проговорённая неумело. Но Катя, - сомнений нет, именно она и стояла на коленях, придерживая голову поверженного инспектора, - Катя расслышать смогла.

- Ладно, я не буду, раз просишь, - сказала она, поглаживая инспектору лоб.

Снова невразумительная скороговорка. Света успела подойти совсем близко, поэтому смогла разобрать слова 'уходи' и '...совывай'.

- Ты не волнуйся, Володя. Я сейчас уйду, - сказала Василевская, и глянула на Светлану Васильевну исподлобья, волком.

- Давно он очнулся? - спросила Света, опускаясь на колени по другую сторону от лежавшего навзничь инспектора. За спиной услышала шарканье шагов и голоса.

- Минуты не прошло, - ответила Василевская. Она бережно приподняла голову инспектора, пошарила вокруг себя свободной рукой, нашла брошенное рядом с термосом полотенце, подложила под инспекторский затылок и только после этого осторожно высвободила ладонь.

- Он что, очнулся? - проговорил за спиной у Светы Сухарев.

- Вы не хотели... слушать, - слегка задыхаясь, упрекнул его Синявский. - А я пытался сказать, что он очень скоро придёт в себя. Дело в том, что я не зарядил вчера анестезатор.

- Так зарядите сейчас, - раздражённо бросил заместитель директора. - Катя, почему вы так долго возились с завтраком?

- Сейчас, я заря... - начал ошарашенный психофизик, потом помотал головой, и выговорил твёрдо:

- Андрей, мне кажется, надо сначала осмотреть, всё ли в порядке с молодым человеком. Он мог удариться при падении. И ему всё равно нужна помощь, разряженный анестезатор может тряхнуть не хуже шокера.

- Слушайте, вы, все! - Катя поднялась с колен, квадратные стёкла её очков сверкнули. - Если с ним что-нибудь случится...

Она осеклась, стала неловко возиться с манжетами своей синей джинсовой куртки.

- Катя... я же... просил... - простонал, пытаясь приподняться, Владимир.

- Не поднимайте голову, Володя! - предостерегла Светлана Васильевна. - Катенька, не беспокойся, всё будет в порядке.

- Я не беспокоюсь, - ответила Катя. - Но если что-то случится, выцарапаю глаза.

Она скользнула взглядом по лицам и повторила, обращаясь к Синявскому: 'Слышали? Выцарапаю вам глаза'. После направилась к лифту. Дмитрий Станиславович, когда она проходила мимо, отшатнулся.

Первым опомнился Сухарев.

- А где... завтрак? - спросил он вослед.

- В термосах, - не оборачиваясь, ответила Василевская. Под потолком тоннеля ахнуло эхо. Нажимая кнопку вызова лифта, Катя добавила:

- Имейте в виду, обеда вам не будет. У меня ничего не осталось, кроме бульонных кубиков, кофе и сахара.

'А! Хара!' - передразнило эхо.

Володя попробовал приподняться, на этот раз получилось лучше, хоть кружилась голова и шея как деревянная, но зато стали слушаться руки.

'Руки отошли, уже кое-что', - подумал он, оперся на локоть, правой рукою при этом ощупывая кобуру. Нет, не показалось, так и есть. Клапан расстёгнут, пистолета в кобуре нет. Вытащили. Винить в этом нужно одного себя, а ругаться вслух и вовсе бессмысленно.

Володя стиснул зубы, выдохнул. Всё-таки сильно голова кружится. В ушах звенит, и сквозь звон слышно, как кто-то: 'Не поднимайте голову! Да погодите Володя, сейчас вам... Митя, ну что вы стоите, помогите ему', - Берсеньева, узнал инспектор. И с нею Синявский. И где-то поблизости Сухарев. Катя ушла. Кто из них?

Володя поморщился, пытаясь сложить из обрывков связную картину: 'Я был на пляже, обдумывал показания. Нашёл два противоречия, выделил ключевую фигуру, понял: она в опасности, если станет известно виновнику... Или виновнице? Этого я установить не смог, недостаточно данных. Хорошо, что я прогнал Катю. А вот обидел её зря'. Инспектора ощутимо кольнуло раскаяние, но нет худа без добра, думать стало легче, восстановилась последовательность событий: 'Я хотел предупредить, вошёл в тоннель, а тут меня ждали. Ткнули в шею парализатором. Было почему-то темно. И сейчас темно - кто-то отключил свет. Зацепка. Парализатор - тоже зацепка, но об этом после'.

- Сидеть можете? Пошевелите пальцами, - гудел над ухом Синявский. - Прекрасно, теперь другая рука. Улыбнитесь. Великолепно. Голова, естественно, кружится. Тошнит? Замечательно, теперь займёмся ногами. Давайте-ка одну, затем вторую. Так я и думал. Всё в порядке, Света, говорю же, я не зарядил вчера анестезатор. Вам повезло, молодой человек, разряженный анестезатор - что-то вроде обыкновенного шокера.

Володя улыбнулся уже по собственному почину, - доктор басил весьма уютно, и плюс к тому появилась новая зацепка: анестезатор не был заряжен. Тот, кто напал, об этом не знал. Или знал, но решил таким образом снять с себя подозрение? Если хотел стащить пистолет и ничего больше не замышлял.

'Он вооружён теперь, а я вооружён знанием, - пряча улыбку, думал инспектор. - Но неполное знание хуже полного незнания. К сожалению, полно тёмных мест. Что я ещё помню? Меня схватили за волосы, ткнули в шею этой штукой, потом я увидел тусклый свет в конце тоннеля, слышал голоса, шаги, видел мерцание, пробовал пошевелиться, но не мог. Потом кто-то прошёл совсем близко, вскрикнул, на миг стало совсем светло и снова темень. Мне показалось, я ослеп, оглох и онемел, но, надо полагать, просто потерял сознание. Потом мне привиделась Арина. Её ладонь у меня на лбу. Я позвал: 'Арина!' Она не поняла, потому что получались у меня не слова, а мычание. Я очень хотел, чтобы она поняла меня, и снова позвал: 'Арина!' - хоть и понял уже, где нахожусь. Мог бы догадаться, что Арине взяться неоткуда, но был не в себе. Напрасно огорчил Катю, а после и вовсе прогнал. Для её же пользы, но кому от этого легче? Инспектор застонал от досады.

- Болит? - спросил Синявский, ощупывая здоровенную шишку на затылке инспектора.

- Беспокоит слегка, - ответил инспектор. - Помогите встать на ноги.