Роланд Грин - Конан против Звездного братства Страница 39

— По законам Поуджой, молочный брат привязан к племени множеством нитей: прав, обязанностей, ограничений и привилегий. Среди всех этих законов есть один, которому следуют даже колдуны с тех дней, когда они впервые занялись своей звездной магией. Ни один человек из племени — мужчина, женщина, ребенок — никто из поуджой не может быть принесен в жертву чудовищу. Это возможно, только если он сам выразит согласие или совершит серьезный проступок, например оскорбив колдунов.

— Грудной младенец никак не может выразить свое согласие с чем бы то ни было, — резко ответила принцесса, а затем вдруг улыбнулась: — разве что, уснув, не доводя мать и кормилицу до истерики своим плачем.

Айбас молчал, пока не убедился, что принцесса ничего больше не собирается добавить. Она не произнесла больше ни звука, но Айбас видел, как все больше напряжения появлялось на ее лице, как она ни старалась спрятать от посторонних глаз страх за ребенка.

Затем борьба за то, чтобы не показать страх, сменилась другими чувствами. Айбас мог бы прочесть все ее мысли, словно они вычерчивались в воздухе в виде огненных рунических посланий.

— Если я признаю, что принц Уррас хоть как-то связан с племенем поуджой, это может вызвать кое у кого сомнения в его правах на трон. Многие уже боятся воцарения ребенка. И таких будет еще больше, если они решат, что он находится под влиянием какого-то племени грязных скалолазов, живущих едва ли не в пещерах. Но если я признаю этот закон и назову своего сына братом племени Поуджой, — колдуны никогда не смогут отдать его на съедение своему монстру. Их народ не простил бы такого нарушения законов. А если моего сына нельзя принести в жертву, — то и главное оружие против меня окажется бессильным.

— Именно так, — прошептал Айбас в знак согласия с решением принцессы. Сама она была в безопасности до тех пор, пока граф Сизамбри намеревался вступить с ней в брак. А вот ее сын — наследник престола и конкурент — был в любом случае в худшем положении.

Не произнеся ни слова вслух, Айбас молился, чтобы она поняла, что это решение — верный способ улучшить ситуацию.

— Обычаи поуджой всегда были почитаемы мною и моим отцом, — принцесса говорила так, словно обращалась к целому сонму придворных, — и я лишь могу сказать, что будет разумно и естественно провозгласить моего сына молочным братом племени поуджой. Он будет пользоваться всеми правами мальчишки его возраста, предоставляемыми вашими законами, а когда придет время, приступит к исполнению своих священных обязанностей.

Со служанкой творилось что-то странное. Айбас даже испугался, но вдруг увидел, что она просто пытается всеми способами сдержать хохот. Вид принцессы, королевской дочери, взывающей к чести горного племени, — это было для нее чересчур.

— Госпожа… Э-э…?

— Мисса, — ответила женщина, когда сообразила, что Айбас обращается к ней, а затем, подумав, добавила в тон уже сказанному:

— Я буду свидетелем принесения этой клятвы. И чтобы она не была нарушена, я готова убеждать, стоять насмерть и даже пролить кровь.

Айбас не решился показаться невежливым и не стал спрашивать, чью именно кровь готова была пролить служанка. Кроме того, он не хотел показать и свое невежество относительно традиций и обрядов Поуджой, из которых он выудил только то, что могло спасти принца Урраса.

— Отлично, — сказал Айбас. — Я же, в свою очередь, клянусь донести это до всех, кто чтит законы племени, чтобы они узнали о принесении клятвы принцессой, как того требует традиция. От себя лично клянусь расценивать принца Урраса как брата племени Поуджой отныне и впредь.

Эта клятва могла помочь избежать выполнения прямых указаний графа Сизамбри по поводу судьбы наследника. Хотя, честно говоря, Айбас не очень опасался таких указаний в ближайшее время. Он был достаточно наслышан о ране графа, чтобы быть уверенным в том, что этот человек еще долго будет командовать и приказывать только ночному горшку. Более того, он мог и вовсе умереть.

Тогда благорасположение принцессы Чиенны будет для Айбаса далеко не лишним. Граф раньше ввергнет страну в окончательный хаос, чем сможет захватить власть. А идея переждать этот хаос где-нибудь в другой стране вряд ли придется по душе местной знати.

Завершив визит самой замысловатой почтительной фразой, Айбас вышел на улицу. Стояла глубокая ночь.

Прежде чем его глаза снова привыкли к темноте, он дважды чуть не упал.

К счастью, кошмарный сон больше не преследовал его. Это было добрым знаком, ставшим приятной неожиданностью. Может быть, он наконец-то попал в милость к богам?

Возможно, что и так. Но Звездные Братья были куда ближе, чем боги. Убедить их — задача потруднее, чем втолковать то же самое Чиенне. Поднимаясь по деревенской улице, он начал повторять про себя обращение к колдунам.

Он так увлекся этим делом, что еще два раза чуть не расквасил себе нос. Виллу он просто не заметил, словно она вдруг стала невидимой. И даже раскат дьявольского грома не смог оторвать его от своих мыслей.

Конан превратил следующие двое суток в сплошной марш-бросок для своих стражников и для людей Райны. Он сквозь пальцы смотрел на то, что каждую ночь несколько человек исчезали под покровом темноты. Иногда это происходило и днем, когда густая чаща могла быстро и надежно скрыть дезертиров.

Райну бесило как дезертирство, так и явное равнодушие Конана.

— Если так и дальше пойдет, то дней через десять у тебя останется лишь горстка ветеранов.

— С нами останутся твои люди.

— Естественно, — выпалила Райна и прикусила губу.

Но Конан, по своему обыкновению, не обиделся на язвительное замечание в свой адрес, соответствующее истине. Еще несколько дней скитаний по горам — и предсказание Райны сбудется в полной мере.

— Нам некуда идти, пока мы не узнаем, сумел ли Декиус вывести короля из дворца, — сказал Конан. — Люди понимают это. Кроме того, они понимают, что если граф победит, то любому числившемуся в королевской страже жить останется немного, но смерть его будет долгой и мучительной. Тот, кто направился домой, чтобы собирать урожай и стать мирным крестьянином, если и не спасет себя от ищеек Сизамбри, то хотя бы поможет семье.

Киммериец не стал говорить Райне, что она должна была все это продумать сама. Кому, как не ей, дочери боссонского крестьянина, знать, что лишняя пара рук в период уборки урожая могла спасти целую семью от голодной смерти зимой.

Через несколько мгновений Райна, смутившись, в замешательстве положила ему руку на плечо:

— Прости меня, Конан. Я как-то не подумала об этом.

Вдруг она улыбнулась и подмигнула: