Владимир Михановский - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 18 Страница 39

— Да пойдемте же, — настаивал лейтенант, — это, возможно, и очень интересно для вас, но сейчас нам ничем не поможет!

Следующая дверь, открывшаяся перед ними, привела их в рабочий кабинет, выполненный с геометрическим изяществом. Все здесь в изогнутых линиях, поверхностях и объемах напоминало о математических функциях. Конечно, опять лишь Чарльз Гарденер смог оценить это по достоинству, но и на остальных, кажется, увиденное произвело впечатление.

— Вероятно, хозяин враждебно относился к жизни? — спросил недоверчиво репортер. — Видно даже по мелочам.

— Не к жизни, скорее — к людям! — пожал плечами Гарденер.

Лейтенант не участвовал в разговоре. Он подошел к письменному столу и вынул из ящика для бумаг записку.

— Что это такое? — спросил он и подал бумагу Гарденеру. Там стояло только несколько букв ENIHCM.

Ученый долго созерцал их. Потом признался:

— Не знаю. Это не формула, но и не сокращение, по крайней мере из известных мне. Шифр? Не думаю. Он бы запрятал его во что-нибудь реальное, но не вызывающее подозрений.

Гарденер положил записку в карман. Лейтенант хотел возразить, но передумал. Где-то здесь могли находиться бумаги, которые так беспокоили директора банка. Сейфа нигде не было, он бы бросился ему в глаза. Да и к чему он, раз весь дом — сейф. Если такие бумаги вообще были… Он сел за письменный стол и невольно провел рукой по ребру крышки. Справа и слева от него бесшумно открылись ящики.

— Мне скоро жутко станет от этой идиотской автоматики! — ругнулся он, потом, изумленный, полез в один из ящиков, вытащил оттуда целую гору книг того же сорта, что и в жилой комнате, и вывалил их на стол. — И все это ради такого дерьма!

Здесь, в этом царстве техники, даже лейтенант уловил неуместность подобной макулатуры.

— А тут что? — он вынул книги из другого ящика. — «Грамматика», «Словарь», учебник по лексике… — Бумаг, которые он искал, явно не было.

— Во всяком случае, хозяин дома был с причудами! — констатировал репортер, но Гарденер, которому адресовалось это замечание, едва ли его расслышал. Ему вдруг вспомнилось одно совершенно абсурдное, глупое, ненавистническое пари, которое ему однажды предложил Баткинс…

— Ну, что? Что вы так уставились на «Грамматику»? — спросил лейтенант. — Что-нибудь пришло на ум?

— Да, — сказал Гарденер. — Я думаю, мы можем прекратить обход!

Через обширную библиотеку, заполнявшую, по оценке репортера, целую стену здания, они вернулись в гостиную.

— Ну, начинайте! — сказал Мэттисон, когда они уселись.

— Покойный мне однажды предложил пари — несерьезное, только для красного словца, по крайней мере тогда я думал так, да и нельзя было воспринимать его серьезно. Мы говорили об образовании. Баткинс заявил, что наше американское общество образованно ровно настолько, что любому дикарю, никогда не покидавшему свой атолл в южных морях, достаточно всего четырнадцать дней посмотреть наши телевизионные программы и почитать бульварные журналы и издания, чтобы стать «социально зрелым» человеком…

— Как сюжет — красиво! — сказал репортер. — Представьте: дикарь, только что натаскан, не знает цену деньгам — природное стремление к свободе позволяет ему убегать прежде, чем его…

— Поберегите свою причудливую фантазию для публикаций в газете, но только с моего согласия, если позволите! — буркнул Сэм, вытирая платком вспотевший лоб.

— Благодарю, но не воспользуюсь вашим согласием, — ответил Уилкинс. — Я репортер уголовной хроники, провоцировать расовые погромы не мое дело. Подумайте, что произошло бы в нашем прекрасном городке, если бы я такое написал! Цветные здесь точно так же наэлектризованы, как и всюду, только, может, не так много их. А белых фанатиков хватает.

— Оставим эту чепуху, — проворчал лейтенант. — Профессор, может, вы будете так добры и придумаете что-нибудь с выходом? А мы оба, мистер Уилкинс и я, тем временем осмотрим верхний этаж, наверняка он тут есть. И пусть не обязательно папуас — но кто-то должен же быть здесь! Вероятно, там, наверху, он и спрятался…

Лейтенант подошел к двери, которой они еще не воспользовались. Она отворилась — за ней виднелась лестница. Сэм Мэттисон и репортер стали подниматься вверх. Дверь снова закрылась, Гарденер остался в одиночестве наедине с мертвецом.

Ученый удивился тому, что не чувствует страха.

«Сначала посмотрим, — подумал Гарденер, — как нам удастся отсюда выбраться». Он еще раз достал загадочное письмо и взглянул на него.

«Джеремия Баткинс мертв. Письмо поможет Вам войти в дом. Количество слов к дате».

«Дата… Дата… Неплохая идея — сделать дату основанием цифровой комбинации, открывающей дверь. Только и дела, что соединить дверной механизм с автоматическим календарем, а дальше кодовая группа цифр будет ежедневно изменяться. Если кто-нибудь случайно и увидит код, то не страшно: на завтра он уже недействителен. Код легко запоминается, и его не надо нигде записывать. И даже если кто-то ненароком догадается, в чем дело, то с восемью цифрами существовало около 3 600 000 вариантов, если механизм был установлен не на сегодняшнее число, а на какое-нибудь другое, и только в полночь прокручивался на день вперед. Так оно и было. «Количество слов к дате». А какое количество слов? Слов тринадцать, стало быть, код — это сегодняшнее число плюс тринадцать дней?»

Что-то тут беспокоило Гарденера. Число тринадцать было здесь каким-то несоответствующим, не относящимся к делу.

Ну, конечно, это было явно неудобный, так сказать, несподручный для владельца ключа от дома. Ведь тогда, начиная с 17-го числа, надо было подсчитывать, сколько дней в этом месяце, складывать и вычитать, и, несмотря на все это, кто хоть раз не ошибется при таких расчетах? Чарльз Гарднер представил себе, как Баткинс стоял перед дверью и считал по пальцам. Нет, решение явно не годилось.

Но что еще можно понимать под «количеством слов»? В самом общем смысле — это число, прибавляемой к дате и получаемое из отдельных фраз. Итак, если в первом предложении три слова, во втором — шесть, а в третьем — четыре… Три, шесть, четыре… Проклятье! 364 — так это значило: вчерашнее число плюс год! Да, вот оно — решение, удобное, но недоступное непосвященному! Чем дольше размышлял об этом Гарденер, тем больше он убеждался в своей правоте. И только теперь, когда нашлась разгадка, он подумал о том, кто же изготовил это письмо и отправил его? Неужели Баткинс выдал кому-нибудь свой секрет? Нет, невозможно. Но сам он не мог отправить послание, ведь смерть настигла его внезапно!

Мысли ученого смешались, он не мог найти ответа на этот вопрос и даже обрадовался, когда снова появились лейтенант и репортер — но не из той двери, через которую они ушли наверх, а из другой, и не спустились, а поднялись откуда-то снизу.