Джон Браннер - Квадраты шахматного города Страница 39

– Конечно, нет.

– Мешает ли нынешнее использование участка подходу к станции? Или, скажем, потоку пассажиров?

– Предельно ясно, что это не может не раздражать пассажиров, – нахмурился Энжерс.

– Не о том речь. Можете ли вы предложить что-нибудь конкретное для оздоровления данного участка?

Энжерс беспомощно посмотрел на меня.

Пытаясь выручить его, поднялся Люкас и объяснил, что по данному пункту выступит другой свидетель. Вероятно, он имел в виду меня.

Но Браун, видимо, попал в цель и умело использовал это.

– Действительно, – быстро проговорил он, – чтобы скрыть вашу попытку насильно выселить Сигейраса, вы пригласили в страну иностранного специалиста. Вы выдумали, я подчеркиваю это слово, новый вариант использования участка, ущемляющий законные права Сигейраса. Так это или нет? – с напором спросил Браун.

– Э… э… – пробормотал Энжерс.

Браун с презрением махнул в его сторону рукой и сел на место.

Все старания Люкаса не могли сгладить неудачных показаний Энжерса.

Не повезло Люкасу и со следующим свидетелем – Колдуэллом. Бедный парень заикался больше обычного. Люкас, правда, попытался и на том нажить капитал, изображая живейшее сострадание. Он добился согласия суда на свое предложение давать свидетельские показания об угрозе трущоб Сигейраса здоровью и благосостоянию граждан под присягой.

Но Браун не уступал. Он более часа допрашивал Колдуэлла, выдавливая из него признания одно за другим. Выяснилось, что условия жизни в трущобах не хуже, чем в некоторых кварталах Пуэрто-Хоакина, и что у бедняков не было других возможностей для проживания. Короче говоря, причиной всему была нищета. Надо было в целом улучшать положение. Сигейрас же оказался единственным, кто предпринял какие-то практические шаги.

– Вполне разумно, – шепнул я на ухо Энжерсу.

Энжерс все еще не мог прийти в себя после поединка с Брауном. Я тоже без особого энтузиазма ожидал момента, когда мне нужно будет давать показания.

Затем наступила очередь Руиса. Уцепившись обеими руками за перила, словно за поручни капитанского мостика в бурю, он ринулся в бой. Руис приводил цифры о росте числа заболеваний, говорил о низкой нравственности обитателей трущоб, о тревогах родителей, которые должны посылать своих отпрысков в одни школы с испорченными трущобными детьми.

Когда Люкас закончил задавать Руису дополнительные вопросы, время заседания уже почти истекло. На долю Брауна оставалось совсем немного времени, а Руис стал отвечать ему намеренно пространно с жаром профессионального оратора.

Мария Посадор и Фелипе Мендоса обменялись тревожными взглядами. Люкас и Энжерс тайно торжествовали.

– Он знает свое дело! – шепнул мне Энжерс. – Умный человек. Личный врач президента. Один из лучших врачей страны.

– Меня не интересует положение в Пуэрто-Хоакине! – запальчиво воскликнул Руис. – Меня волнует исключительно ситуация в Сьюдад-де-Вадосе. И речь здесь идет именно об этом! Я утверждаю, что здешние трущобы представляют опасность для духовного и физического здоровья населения. И чем скорее будут предприняты какие-либо меры по их ликвидации, тем лучше. Если трущобы сотрут с лица земли, рано или поздно на их месте что-то будет построено!

– Вы закончили допрос свидетеля, сеньор Браун? – вмешался судья.

Толстяк отрицательно покачал головой.

– Однако, к сожалению, мы должны отложить дело до завтра. На сегодня заседание закончено.

Брауну оставалось только вытереть пот с лица.

Я поспешил выйти из здания суда и у выхода столкнулся с Марией Посадор и Фелипе Мендосой. Пробормотав приветствие, я проследовал было дальше, но сеньора Посадор окликнула меня, чтобы представить своего собеседника.

– Наш великий писатель, о котором вы, вероятно, уже слышали.

Я холодно кивнул Мендосе.

– Читал ваши нападки на меня в «Тьемпо», – сказал я небрежно.

– Они направлены не лично против вас, сеньор, а против тех, кто втянул вас во всю эту историю, речь шла о движущих мотивах их поведения и поступков.

– Ну, это можно было бы, мне кажется, и объяснить читателям.

– Если бы вам были известны факты, лежащие в основе написанной мною статьи, думаю, у вас не возникло бы вопросов, сеньор Хаклют.

– Ну хорошо, – согласился я не без раздражения. – Я плохо информированный иностранец, а обстоятельства чрезвычайно запутаны и сложны. Так поведайте мне о них. Объясните, например, почему именно этот процесс вызвал такой огромный общественный интерес.

– Простите, сеньор Хаклют, – вмешалась Мария Посадор. – Поверьте, у нас больше оснований для огорчений, чем у вас.

Мендоса смотрел на меня горящими глазами.

– Да, вы здесь чужой, сеньор, – мы стараемся этого не забывать. Нам приходится бороться за то, чтобы в гражданском кодексе учитывались права людей, которые родились на этой земле. Мы стараемся оберегать их от интриг и махинаций иностранцев. Земля, на которой мы стоим, сеньор, не только территория города, но и часть страны, а интересы страны мы ставим превыше всего. Граждане иностранного происхождения, живущие в нашем городе, подобно вам, пекутся лишь о Сьюдад-де-Вадосе. А для нас он неотделим от всей нашей земли со всем населяющим ее народом. Но, к сожалению, кое-кто пытается разрушить свободы, которые мы однажды завоевали для него.

– Но граждане иностранного происхождения тоже должны иметь здесь свои права, – возразил я. – Они покинули родину, чтобы отдать свои силы созданию Сьюдад-де-Вадоса, и, естественно, не хотят спокойно наблюдать, как рушатся плоды их труда. Руис в своем выступлении достаточно ясно дал понять, что этот процесс связан исключительно с проблемами данного города. К тому же не будь здесь иностранцев, не было бы на этом месте никакого города.

– Руис, – Мендоса не скрывал отвращения. – Я открою вам, что скрывается за этим пошлым, наглым лицом.

– Фелипе, – предостерегающе тронула его за руку Мария Посадор.

Мендоса не обратил на это внимания.

– Вот вам факт для размышлений. Наш президент был уже однажды женат. Как верующий католик он не мог рассчитывать на получение развода, когда жена стала ему в тягость. Однажды она занемогла. Ее лечил доктор Руис. Не прошло и недели, как она умерла. Это не помешало Вадосу назначить того же Руиса министром здравоохранения и гигиены.

– Вы хотите сказать, что Руис виновник ее смерти?

– Фелипе, ты не должен так легко говорить о подобных вещах, – поспешила вмешаться сеньора Посадор.

– Вы совершенно правы! – поддержал я ее. – Нельзя на страницах прессы с легкостью разбрасываться обвинениями «этот – продажен», «тот – убийца», не приводя никаких доказательств.