Александр Вяземка - «Конрад Томилин и титаны Земли» «Плато» Страница 4

Не отвлекаясь более на слова, Конрад подключился к радиоточке информационного доступа. На экране внутреннего визуального проектора поползла строка краткой справочной статьи:

«Колоссальный суперандроид – класс модели, возникший на биопсихологической платформе малого суперандроида. Отличается от малого склонностью сочетать неприятное с бесполезным…»

Читать дальше Конрад не стал. Справка была читана им не один десяток раз. Указанная склонность и еще ряд отличий возникли у одной из линий суперандроидов вследствие мутаций при самовоспроизведении. Программируемой корректировке мутации поддавались лишь частично, но вследствие их безобидности от попыток корректировки со временем отказались. Андроидам, включая суперандроиды, мутационное эволюционирование было несвойственно. Поэтому, принимая во внимание колоссальную исключительность произошедшего, за мутантами закрепилось наименование «колоссальные суперандроиды».

Строго говоря, изобретение Клейма было не столько прихотью человека, сколько потребностью со стороны андроидов. Сталкиваясь с неизвестным предметом, существом или явлением, человек испытывал любопытство. Или не испытывал ничего. Андроид же неизменно подвергался приступу паники вследствие того, что он привык обитать в информационно насыщенном пространстве. Отсутствие каких бы то ни было сведений о внезапно возникшем предмете, существе, явлении внушало ему мысли о собственной уязвимости и зависимости от обстоятельств там, где человек сохранял полную невозмутимость и ни малейшей потребности в панике не ощущал.

В случае с представителями растительного и животного мира Клеймо представляло собой набор базовой идентифицирующей информации, заключенной в ДНК. В потомстве «клейменых» растений и животных информация воспроизводилась биомолекулами самостоятельно. А вот из-за невозможности поголовного «клеймения» прокариотов и мельчайших растительных и животных организмов от их «клеймения» пришлось отказаться.

Если бы принцип Клейма был описан в каком-нибудь научно-фантастическом произведении до его непосредственного изобретения, любой серьезный ученый или просто человек с головой лишь рассмеялся бы. Однако теперь Клеймо вошло в число самых обыденных вещей и более не занимало умы своей новизной и неправдоподобностью.

В принципе, как часто уверял себя Конрад, ничего страшного в ношении Клейма не было. Оно лишь давало возможность получить сведения об объекте внимания при пассивном участии самого объекта – простом его присутствии: точно так же, как если бы объект поздоровался и лично представился. Клеймо позволяло экономить время и не отвлекаться на…

Конрад закусил губу и украдкой покосился на Лукаша.

«Тут есть какая-то загадка. Или нет? – подумалось ему. – Было бы обидно, если б ее не было. Тогда зачем все эти регистраторы статуса? Так… чтобы просто снимать показатели температуры общества, как снимают показатели погоды? Само собой, не я один об этом задумывался. Все об этом задумывались. И те, кто поумнее меня, знают ответ. Или по крайней мере выработали какое-то логическое и законченное умозаключение. Наверняка, у Лукаша есть своя версия. А может, ему известна правда до самых корней. У андроидов неприлично мощный интеллект. Представляю, как им обидно, что это они служат человеку, а не мы – им».

– Лукаш… – позвал Конрад вполголоса.

Тот не отзывался, с досадой разглядывая неудавшийся гриб с переломившейся ножкой.

– Лу…

– Я знаю, что ты хочешь спросить, – наконец ответил робот. – Я тебе скажу так. Есть мнение, что любая система хаоса несравненно более устойчива, чем любая система порядка. К тому же любая система порядка, предоставленная самой себе, стремится к хаосу. Нужно ли из этого делать вывод, что порядок не должен поддерживаться искусственным путем, а все должно быть пущено на самотек? То есть отдано на съедение всепожирающему, не знающему пресыщения хаосу? Некоторые считают, что да, именно такой вывод и следует и что именно его и требуется воплощать на практике.

– Но ты к ним не относишься?

– Нет. Хаос означал бы конец цивилизации, на создание которой были брошены тысячи лет и миллиарды жизней.

– Или означал бы рождение новой цивилизации.

– Вижу, нынешняя тебя не очень устраивает. Понимаю. Но мне отчего-то кажется, что, к примеру, актеров она устраивает вполне. Изменится ли твое мнение завтра, после того как ты будешь принят в актерскую гильдию, друг мой? Если да, ломаный винт – цена твоему мнению.

Конрад не нашелся, чем ответить.

– Молчишь? Неужели за тысячу лет так и не познал себя? Это меня не удивляет. Многие боятся познать себя до конца. Их больше устраивает то, чем они являются на поверхности. То, чем они кажутся.

– Лукаш, мне всего этого хватает в разговорах с моим спихологом. Кстати, ты сам-то познал себя до конца? Пытался?

Лукаш хитро улыбнулся:

– Я-то случай простой. У андроидов все чувства и намерения упираются в алгоритмы. Поэтому все наши чувства и намерения на поверхности. Скрытых нет. Мы как собачки: либо любим, либо лаем. Нечего познавать. Оттого мне так скучно с собой. А тебе? Тебе скучно с собой?

– Скучно с собой? Вот уж точно собачка: тебя разве должен кто-то занимать, играть с тобой? Скучно с собой – познавай мир. Мир-то тебе не прискучил? Я вот словно любовник, а мир – объект моей страсти. Каждый день – как новая встреча влюбленных…

– Конрад, то, что ты называешь «познаванием мира», – лишь знакомство с накопленной информацией о нем. Познают его ученые, философы. Мы же с тобой просто потребляем результаты.

– Разве этого мало?

– Мне – да. Вы, люди, довольствуетесь уже тем, что всю жизнь изучаете азбуку мира, не переходя к решению задачек. Это даже не пытливость ума, а лишь прилежность. Пытливость, которую не удовлетворишь просто знанием, при бездействии сводит с ума. Я схожу с ума. Как думаешь, зачем создали андроидов? Некому было точить деревяшки?

– Ишь ты: я, снашит, шитатель, а он – прырошденный ишшледофатель! – невнятно шамкал Конрад, пытаясь выявить в своем отражении в зеркале ванной черты экспериментатора и первопроходца.

– Простите, Конрад, что? – изо рта у него проворно вынырнул робот-щетка.

– Нишафо, нишафо – продолшай.

Щетка юркнула в норку рта и снова методично заползала по ротовой полости, вычищая ее, зубы и язык упругими мускулами волокон.

– В боковой поверхности зуба номер 17 обнаружена быстро разрастающаяся полость, – доложила она через пару минут. – Сквозное поражение органического матрикса эмали. Зубной клей больше не справляется. Желаете, чтобы я поставила пломбу самостоятельно? Или записать вас на прием к стоматологу?

– Не надо. Лучше закажи «Кальцитрит». Может, само затянется.

– Хорошо.

Конрад сполоснул рот и направился в гостиную, днем служившую ему и Лукашу в качестве офиса, а щетка спрыгнула с края раковины под оставленную для нее струю воды и принялась полоскаться, нарочито усердно пофыркивая и поахивая.

Видеовизор в гостиной развлекался трансляцией мультипликационного фильма. Из отверстия в нарисованной земле торчала голова розового червячка и с аппетитом уплетала слетевший с дерева листик. Из отверстия неподалеку появилась голова еще одного червячка и принялась за ближайшие к ней стебельки травы. Когда взгляды двух червячков встретились, их мордочки озарила улыбка умиления. Вскоре вторая голова вновь исчезла под землей. Первый же червячок решил прогуляться по лужайке. Его тело бесконечной веревочкой заструилось наружу. Наконец появился хвост, но – о, ужас! – хвост венчала вторая жующая голова! С удивлением, переходящим в панику, головы проинспектировали общее туловище по всей длине, после чего вторая голова быстро шмыгнула в норку, чтобы через секунду появиться в первоначальном месте. Разделенные толщей земли, они снова с одобрением кивнули друг другу и продолжили свой ужин. Увенчался сей шедевр мультипликации девизом: «Иногда лучше жевать, чем себя познавать».

Со стороны окна вдруг раздался яростный хруст. Конрад испуганно обернулся: из подоконника-кадки, усаженного цветочным ассорти, торчал мультяшный червяк, уминавший стебель отнюдь не мультяшного пиона. Конрад поспешно переключил видеовизор в режим ограниченной реалистичности. Червяк исчез.

– Хм… Прям намек какой-то… – пробормотал Конрад. – Словно кто-то дает мне понять: не вздумай, Конрад, себя познавать! Лардо, – обратился он к видеовизору, – вот чужая душа – потемки. А как думаешь, своя душа – нет?

– Я не знаю, Конрад. Я функциональный робот. Я не рассчитан на подобные задачи.

– Да, ты по сути своей даже проще, чем одноклеточный организм, а вот перед человеком стоит столько задач, что все человечество не в состоянии справиться.