Кир Булычев - Гусляр-2000 (сборник) Страница 4

А синий «Мерседес», на котором, как подумал Питончик, приехали за ним, притормозил возле целующихся Дилеммы с Питончиком, бесшумно и быстро опустились тонированные стекла, и изнутри засверкали ярко-белые вспышки. Оказывается – стреляли. Оказывается, за Василием Борисовичем приехали не друзья, а враги.

Питончик опустился на мокрый холодный асфальт, увлекая за собой Дилемму. Которой, впрочем, было все равно, потому что погибла и она.

Закричала Ксения, ахнул Удалов – к счастью, в тот момент они уже были в нескольких шагах от места трагедии.

На похороны Удаловы не попали – у них уже были заказаны на тот день билеты до Вологды.

У Корнелия осталась на сердце тяжесть.

Многое пришлось ему в жизни видеть, но такого зверства – ни разу.

Поэтому можно понять, почему он ни с кем из друзей не поделился сведениями о перерожденцах. Словно возникла черная шторка в памяти – а за ней прятались беседы, которые он вел на теплоходе.

А приподнялась эта шторка в тот неприятный день, когда Усищев предложил гражданам Великого Гусляра избрать в каждом подъезде по доносчику, чтобы он информировал правительство города о настроениях и неправильных словах.

В тот день Удалов пошел с профессором Минцем погулять по набережной. Многие жители города пошли в тот день погулять по набережной или даже в парк. Наиболее осторожные уехали в лес, к озеру Копенгаген. Усищева все принимали всерьез.

Удалов с Минцем гуляли себе по набережной, раскланивались со знакомыми, но разговаривали вполголоса. И тут Минц неожиданно дал толчок размышлениям своего друга.

– Иногда мне кажется, что Усищев в прошлой жизни был унтером Пришибеевым. Был такой герой в сатирическом рассказе Чехова. Любил все запрещать и пресекать. А при том – жулик и пройдоха, если я не путаю его с каким-то другим унтером.

– Ты хочешь сказать, что он жил раньше? – вырвалось у Корнелия, и тут же с кристальной ясностью перед его внутренним взором предстала сцена в салоне теплохода «Память „Нахимова“, пьяный взгляд Василия Борисовича и горящие карие глаза несчастной Дилеммы.

– Есть такая теория, – сказал Минц и запустил в речку Гусь плоский камешек. Надвигалась зима, и ближе к берегу река уже начала покрываться ледком, отчего камешек подпрыгнул, звякнул по льду и только потом сгинул в черной ноябрьской воде. – Но научно не подкрепленная.

– Значит, может, мы с тобой уже пожили свое?

– Не исключено, – улыбнулся печально профессор. – И даже померли.

– А мне один покойный человек говорил, что в одном нашем институте уже измерительная аппаратура работает, а японцы даже на работу без проверки не берут.

– Какой еще проверки? – воскликнул Минц.

– Чтобы избежать опасности. Если человек в предыдущем рождении был партизаном, то его ни за что нельзя брать на работу стрелочником. Рано или поздно происхождение скажет свое, и он подорвет вверенный ему поезд.

– Где ты набрался этой чепухи?

– Я же говорю – целые институты этим занимаются. А мы здесь прозябаем!

Удалов не хотел обидеть профессора, но, конечно, обидел. Тот замолчал и стал смотреть на седые облака.

– В Москве даже опыт с одним большим начальником провели, – сказал Удалов, дотрагиваясь до рукава своего друга. – Он отличается гигантизмом за народный счет. То собор, то монумент, а людям жрать нечего…

– И что же? – спросил Минц.

– А то, что он оказался перерождением египетского фараона Хеопса.

– Маловероятно!

– Что маловероятно? Есть постановление правительства – ему запрещено впредь возводить на территории России пирамиды и обелиски.

Минц усмехнулся. Он все еще был настроен скептически.

– А еще один человек, который хотел ноги в Индийском океане вымыть, оказался… – заговорил Удалов.

– Только не говори, что он перерожденец Александра Македонского.

– Нет, он перерожденец чукчи, который по теплой воде тосковал.

– Почти смешно.

– А вы проверьте. Вы ученые, вам все карты в руки.

– А что? Вот я направлюсь на той неделе в Барселону на конгресс по генной инженерии, там и поговорю с кем надо.

На том они и расстались, а ночью Удалову кошмарно снилась несчастная Дилемма Кофанова, распростертая у его ног на мокром и холодном асфальте одесского причала.

Возвратившись вскоре из Барселоны, профессор Минц сразу заглянул к Удалову. Он был возбужден, капельки пота блестели на склонах лысины, дыхание было неглубоким, но частым.

– Идем ко мне! – повелительно сказал он, едва поздоровавшись.

Ксения хотела было велеть Удалову сначала доесть компот, но по виду соседа поняла, что случилось Нечто. И промолчала.

Внизу Минц, раскрыв портфель, вывалил из него не только бумаги, кассеты и перфокарты, но и несколько разного вида приборов.

– Мы живем в утробной глуши! – закричал он тонким голосом. – Вокруг люди открывают и закрывают Америки, а мы не знаем, кто из нас перерожденец!

– А они знают?

– Ты был прав, Корнелий, и мне стыдно, что я так провинциален.

– Значит, он и впрямь из Хеопсов? – спросил Корнелий.

Минц не сразу вспомнил, потом хлопнул себя по лысине и засмеялся:

– Хеопс, точно Хеопс. Но это еще цветочки…

– Лев Христофорович, а как о других?

– Корнелий, возьми себя в руки. Конференция международная. Их интересуют свои персонажи. Мадам Тэтчер, например…

– И кто она?

– Ну, сам должен был догадаться. Конечно же, королева Елизавета Первая.

– Ага, – согласился Удалов, который не представлял себе, чем прославилась королева Елизавета Первая. – А другие?

– Скажем, президент Клинтон…

– Да плевал я на президента Клинтона… в переносном смысле.

– А больше не помню… Да, мне говорили о режиссере Михалкове.

– И что?

– Забыл. Что-то иностранное, но – забыл.

– Сейчас ты скажешь, что и Аллу Пугачеву забыл?

– Нет сведений. Да отстань ты от меня с мелкими конкретными примерами! Ты, видно, не до конца осознал суть открытия. Ведь каждый человек может рождаться не один раз и не два, а может, даже десять. В истории человечества был не один Наполеон. Но в большинстве своем они не успевали взобраться на вершину власти, и их кушали другие соперники. Так что и пирамида у нас одна, а не сто…

– Понял, – сказал Удалов. – Первую Аллу Пугачеву надо искать в образе Шахерезады.

– Умница! – похвалил его Минц. – А теперь скажи, как у нас в Гусляре. Что нового, что плохого?

– Ой, не говори! Боюсь, что до выборов не доживем. Лютует Усищев, забирает власть. А как его выберем – сожрет.

Минц сочувственно кивал головой.

Потом он положил на стол тяжелый черный шар размером с крупное яблоко.

– Это генератор, – сообщил он. – От него исходит энергия, соединяющая поля.

– Какие поля?

– Между перерожденцами существует общее поле. Чтобы отыскать его и расположить в нем перерожденцев, требуется этот шарик.

– Понятно, – сказал Удалов. – Значит, ты раздобыл ту самую машинку?

– Ту самую, – согласился Минц. – Вот ее вторая часть.

Вторая часть представляла собой конус, с широкой стороны которого помещался овальный экран чуть больше ладони; на узкой части горел зеленый огонек.

– А вот это, – сказал Минц, – способ увидеть того, чьим перерожденцем ты, Удалов, являешься.

– Меня не трожь! Ничего интересного, – возразил Удалов.

– А я и не надеялся увидеть в твоем прошлом еще одного путешественника по Галактике, обыкновенного героя Вселенной.

Видно, Минц шутил. Во всяком случае, Удалов предпочел счесть его слова за шутку.

– Значит, будем разыскивать, чей ты перерожденец, Лев Христофорович, – нашелся Удалов.

– Ах, оставь, Корнелий, – отмахнулся профессор.

– Почему же, ты личность известная, можно сказать, гениальная.

– Это все в прошлом.

– А мы прошлым и интересуемся.

– Нет-нет, от меня проку не будет, – взъярился профессор.

– Но может быть, ты перерожденец самого Леонардо да Винчи! У меня на этот счет почти нет сомнений, если не считать шишки.

И Удалов не без лукавства, хотя и безобидного, указал на небольшую шишку, которая испокон веку виднелась над правым ухом профессора.

– Я тебя не понял, – насторожился профессор.

– В это самое место, как говорит наука, – ответил Удалов, – Исааку Ньютону угодило яблоком.

Минц попытался рассмеяться, но получилось неубедительно. И Корнелий понял, что себя профессор Минц проверять на перерожденчество не станет. А если и станет, то тайком от общественности. Потому что после неудачной шутки Корнелия Минцем овладел ужас: а вдруг он – перерожденец какого-то совершенно не известного и даже неинтересного человека, как бы подкидыш Истории?

– А вот какая проблема меня волнует, – сказал неожиданно Минц, – так это будущее родного нашего городка.

Удалов даже рот открыл от удивления. Будущее родного городка к проблеме перерожденцев отношения вроде бы не имело.