Хамид Эф - Отшельник Страница 4

Плыли долго. По берегу тянулась тайга, чередуясь с заболоченными низинами. Васюганье – край болот и мошкары. Тем не менее, леса здесь хватало, и Газизов до пятьдесят третьего года валил его. Работа была тяжелая. Летом донимал гнус, зимой – сорока-пятидесятиградусные морозы. Кормили, мягко говоря, неважно.

Временами, просыпаясь среди ночи в холодном бараке, Сеpro тщетно силился понять, где он – в Сибири или в плену, у фашистов. От обиды, от жгучей несправедливости наворачивались слёзы, кулаки сжимались в бессильной ярости.

Кто стучится сегодня ко мне? Добро иль зло? Несчастный случай иль удача? Воспрянь, мужайся, товарищ мой, открой им дверь и пусть войдёт новая судьба. Минуты ожидания, оковы неизвестности страшны, и человек молит, торопит время: – «Ну, скорей же! Где же ты, явись, откройся, лик яви свой предо мной!» И вот оно откинет паранджу, и молнии тебя пронзят мгновенно, страшно – радость или боль, страх или восторг! Остановись, мгновенье, задержись. Пусть не перейдёт порог твоего дома рок неудачи или беды! Иль пусть продлится хоть немного восторг чудесного желанья, счастья и радости, мгновенья пусть застынут.

Но время жалости не знает, оно скупее самой жадной скряги, знай лишь отсчитывает свои мгновения. Постой, ведь это же мои мгновенья, из них жизнь вся соткана! Отдай их мне, я не скупец, но это капли моей жизни, они уносят мою жизнь в безвозвратное прошлое! Дай мне моё, моё мгновенье, мои надежды и мои страдания! Время! Остановись хоть на мгновенье, останови ты свой бег, задержись и отдохни немного. Дай мне чуть поразмыслить о прожитом, взвесить всё и рассчитать – что я смогу, успею иль не успею сделать. Ведь мне всегда не хватало, не хватает и не будет хватать всего лишь одного мгновенья, мгновенья, которое называется вечностью!

Вернувшись в Москву, он устроился в научно-исследовательский институт, помогли знакомые преподаватели с его кафедры. Работал одержимо, но был угрюм и замкнут, сторонился товарищей. Не искал старых друзей, не заводил новых. По ночам ему часто снились то Нора, то Крэбс. Серго был раздражителен и резок с людьми. Товарищи по работе старались не обращать на это внимания, считая это последствием войны, плена. К тому же у него забарахлило сердце.

По вечерам, сидя в пустой квартире, он иногда часами сидел, уставясь в окно, пытаясь вспомнить мельчайшие подробности появления сияющего шара. Что же это было? Почему он так нелепо вел себя, как растерявшийся мальчишка, забывший обо всем при виде девушки? Увидеть такое феноменальное явление и практически не обратить на него внимание!

Но укоры совести не помогали. Газизов так и не смог ничего вспомнить. Все было расплывчато, как в тумане. Как обычно говорят в таких случаях – практически нулевая информация.

«Гость» появился вечером, спустя пять лет. Услышав звонок, Газизов торопливо потушил папиросу и открыл окно, разгоняя рукой дым, затем открыл дверь.

Мужчина среднего роста, лет сорока, с чемоданчиком, широко улыбнувшись, спросил: – Газизов, Серго Сабирович?

– Да.

– Извините, пожалуйста, за беспокойство, но у меня к Вам важное дело.

– Проходите. Раздевайтесь.

Пригладив перед зеркалом седеющие волосы, гость представился: – Вернер.

– После минутного молчания добавил: – Собственно говоря, я к Вам от Крэбса.

Газизов от неожиданности вздрогнул, сердце сразу же бешено заколотилось. Все эти годы он надеялся, что этого визита не будет. Сейчас эти иллюзии развеялись.

– Да Bы не волнуйтесь. Мы не желаем Вам плохого, а просто хотели бы продолжить нашу дружбу.

– У меня нет друзей среди фашистов!

– Зачем же так, Серго Сабирович. Давайте вспомним всё по порядку.

Вернер вытащил из чемодана портативный магнитофон, положил на стол и включил воспроизведение. Это был голос Норы, несомненно ее. Серго не мог ошибиться. Слишком яркий и тяжелый след оставила в его душе эта женщина.

– «… Согласно инструкции, я встретилась со связным подпольного комитета военнопленных Серго Газизовым. Он передал мне пакет с информацией о расположении зенитных батарей на полигоне. Во время встречи на небе появился ярко светящийся шарообразный объект, который вскоре приземлился неподалеку от нас. Мы оба подошли к нему. Дальше ничего не помню…».

– Все это похоже на правду, но с чего Вы взяли, что она информирует об этом гестапо?

– Совершенно верно. Она докладывала о встрече с Вами человеку, который представлял подпольный комитет, но он одновременно был и нашим агентом. Он любезно записал весь этот разговор и благодаря ему мы смогли выйти на Вас. Кстати, Вы должны его помнить.

Вернер достал из внутреннего кармана пиджака фотографию. Газизов узнал его сразу. Тот самый незнакомец, обвинивший его в измене.

– Ах, какую же гадину не заметили! – Он яростно стукнул кулаком по столу.

– Сколько же он жизней погубил?!

– Много. – «Гость», не спеша, закурил сигарету, протянул ему пачку. Заметив его брезгливую гримасу, усмехнулся. – Он жив и может вспомнить о Газизове.

– Напрасно повторяетесь. Все это уже было в сорок пятом – шантаж, угрозы.

– Заметьте, Серго Сабирович, что мы ведем себя с Вами весьма корректно. И это не спроста. Мы могли бы получить интересующую нас информацию о Вашем институте и без Вашего участия, и при желании давно бы скомпрометировали Вас.

– В таком случае, что же Вам надо от меня?

Вернер не спеша прошелся по комнате, бросил быстрый взгляд в окно, затем подсел к столу. – Нас весьма заинтересовал светящийся объект, внутри которого Вы с Норой побывали. Кстати, можете на него полюбоваться. – Он протянул ему фотографию.

Черно-белый снимок был сделан с довольно близкого расстояния. На ярком фоне светящегося шара виднелось несколько темных спиралевидных завихрений. – Нора ничего не смогла вспомнить про шар, как мы ни старались.

– Вы пытали её?!

– Нет, зачем же. Небольшой укольчик, и она всё рассказала сама, без принуждения, даже о том, что Вы ей понравились.

– Не смейте глумиться над этим!

– Хорошо, хорошо, успокойтесь. Все в жизни гораздо проще, без высокой поэзии. Благодаря этому шару, собственно говоря, Вы и остались живы. Сначала нам было не до того, после бомбёжка, и мы потеряли Вас из виду. Затем организовали встречу с Крэбсом. – Вернер небрежно бросил на стол ещё одну фотографию. Улыбающийся Крэбс дружески треплет Газизова по плечу. – Не многовато ли улик?

В груди Cepro сильно кольнуло. Он беспомощно пошарил в кармане, ища лекарство.

– Пожалуйста. – Вернер взял со стола таблетки и протянул ему.

– Я принесу воды.

Проглотив пилюли, Газизов долго не мог говорить. Наконец еле выдавил из себя: – Что же всё-таки вам надо от меня? Я тоже ничем не могу дополнить рассказ Норы о светящемся объекте. Все было как в тумане.

– Ничего, мы ещё вернемся к этому. А пока мне нужна информация о состоянии исследовательских работ, фамилии ведущих специалистов. И совсем не нужно красть или перефотографировать секретные чертежи.

– Как и в каком виде передавать Вам сведения?

– Об этом договоримся позже. Я позвоню. Вот Вам на расходы. – Он положил на стол пачку купюр.

– Не надо. Зачем мне деньги?

– Вам необходимо общаться с людьми. Рюмочка-другая хорошо развязывает язык. Заведите красивую барышню для прикрытия и солидности. С ней гораздо легче в компании. До свиданья.

Закрыв за ним дверь, Серго проследил в окно, как Вернер подошел к остановке и сел в автобус. Первым порывом было броситься к телефону и позвонить в органы государственной безопасности, но в глаза бросились принесенные посланником Крэбса фотографии. Сердце опять сдавило, как клещами. Он еле добрался до дивана и лег. – Изменник Родины! Теперь – шпион! Как же всё это случилось? Неужели у него не найдётся достаточно сил, чтобы раз и навсегда покончить с этой провокацией? Нора! Как же ты подвела меня! Зачем я сказал тебе своё имя?

Газизов не смог заснуть до утра, пытаясь найти выход из этого тупика. Мысль о самоубийстве была для него кощунственна и омерзительна. Самоубийство, – считал он, – это слабость духа и умственная деградация. – Серго презирал и даже ненавидел людей, покончивших счеты с жизнью таким способом.

На следующий день он написал заявление об увольнении с работы. Директор пытался было выяснить мотивы ухода Газизова, но так и не добился ничего путного. Серго упрямо твердил, что ему надо уехать из Москвы по семейным обстоятельствам, хотя, как было известно директору, он жил совершенно один, женщин сторонился.

Чтобы сбить со следа возможных ищеек Кребса, Газизов не стал даже разменивать свою квартиру и уехал в небольшой приуральский городок. Здесь когда-то жила Светлана, его сокурсница, его первая любовь. Она погибла под бомбёжкой в первые дни войны в Белоруссии.