Андрей Силенгинский - Третья половина Страница 4

Но таких немного. Когда к толпе журналистов, с ночи дежуривших возле здания Всемирной Ассоциации Найтмаринга в надежде увидеть либо Фогера, либо Горинштейна, вышли сразу оба, ажиотаж был колоссальный. Но мало кто видел в этом больше, чем счастливое стечение обстоятельств. Между тем и бог, и полубог найтмаринга явно не возражали против небольшой беседы с акулами пера.

Первым был атакован Горинштейн. С обычной своей улыбкой, которая в соответствии с обстоятельствами приняла несколько печальный оттенок, он охотно давал подробные пояснения.

Что все-таки сделал Зентора? О, этот великий спортсмен далеко не всегда понятен окружающим… Да, вы правы, к сожалению, теперь правильней говорить: «был понятен»… В двух словах, то, что он сделал можно назвать рекурсивной программой, то есть программой, обращающейся к самой себе… Трудно сказать, почему этот ход возымел такое действие, для этого нужно быть Робертом Зенторой… Нет, я не думаю, что подобный прием будет взят кем-либо на вооружение. Во-первых, все нюансы известны только Роберту, во-вторых… думаю, последствия отпугнут охотников повторить этот трюк, сами понимаете… Да, взаимный нокаут не только редчайший, но попросту уникальный случай в практике найтмаринга… Безумно жаль талантливейших спортсменов, безумно…

Филип, казалось, готов отвечать на вопросы сколь угодно долго, но внимание репортеров постепенно переключалось на его босса.

– Мистер Фогер, всем известно, что вы вложили в Хилла немалые деньги…

– Я вкладываю деньги в спорт. Прежде всего в найтмаринг, – Фогер не улыбался, но и не отказывался от комментариев. – Считать, сколько из них пошло на Хилла, сколько на Зентору…

– Ну, свои затраты на Зентору вы успели окупить с хорошими процентами, не так ли, мистер Фогер? – жирный смешок.

– Я бизнесмен и никогда не претворялся благотворительной организацией. Разумеется, я инвестирую средства с целью получения прибыли.

– И все-таки?

– Если вам так уж необходимо это услышать от меня, да, за свою блестящую карьеру Роберт Зентора принес немалые дивиденды тем, кто верил в него с самого начала, в том числе и мне. Но сегодня очень грустный день, и стоит ли все время говорить о деньгах? – укоризненный взгляд вышел на загляденье.

– Вы правы, Макс, тем более, теперь уже никто не сможет заработать ни цента на Зенторе и Хилле.

Фогер выдержал паузу. Хотя, в сущности, никто не задавал ему никакого вопроса, вдруг неожиданно повисла тишина – чувствовалось, что сейчас что-то будет сказано. Что-то очень важное.

– Вот вы все считаете меня бездушным денежным мешком, – Фогер говорил тихо, чуть склонив голову и глядя на носки своих туфель. – Знаете, наверное вы правы. Меня в самом деле прежде всего интересует выгода. Почти всегда. Но сейчас я сделал все для того, чтобы обеспечить двум замечательным спортсменам, отдавших себя целиком найтмарингу, надлежащий уход до конца их дней. Или до полного выздоровления – доктора полагают, что шанс на это есть. Мизерный, но все-таки есть. Давайте молиться, чтобы чудо все же произошло.

– Зентора и Хилл будут помещены в санаторий во Флориде? – никто не понимал, куда клонит Фогер, излагая всем известные вещи. И вопрос был почти риторический – другого санатория для бывших найтмареров пока не существовало.

– Разумеется. Но они будут не только в одном санатории. Доктор Велберг, один из ведущих специалистов в лечении подобного рода заболеваний, высказал мнение, что оптимальным решением в сложившейся ситуации будет помещение Зенторы и Хилла в одну палату…

– Зентора и Хилл в одной палате?! – этот вопрос выдохнуло сразу несколько репортеров. Остальные стояли, раскрыв рот.

– Да. Я не мог не прислушаться…

Последние слова Максимилиана Фогера потонули в жутком гвалте и топоте ног. Десятки человек расталкивали друг друга и неслись к своим машинам, доставая на ходу телефоны. Через минуту на месте недавнего скопления народа в полной тишине стояли двое. Филип Горинштейн улыбался. На этот раз сложно было сказать, что выражала его улыбка.

– Ты все сделал здорово, Макс.

– Грех не воспользоваться такой идеей. Спасибо, Пи-Джи!

ВЧЕРА И ПОСЛЕЗАВТРА

Апокалипсис… А-по-ка-лип-сис.

До чего крепко увязло слово в голове – битый час выкинуть не могу. Как маленькая липкая бумажка, приклеившаяся к пальцам – тряси рукой, не тряси, никак не избавишься.

Апокалипсис.

Самое странное – в душе нет ни боли, ни злости. Пустота. Даже страха, можно сказать, нет. Изредка налетит внезапным порывом леденящий ужас, сожмет костлявой рукой сердце – и тут же отпустит. Все. Снова пустота. Только опять и опять тянет посмотреть на экран, что там наверху. Как будто что-то может измениться…

Апокалипсис.

Дурацкое слово, почему оно прилипло именно ко мне? Я ведь никогда не был особо религиозен… Да чего там, атеистом всегда был. А сейчас? Сейчас, наверное, самое время начинать верить в Бога. В последние дни жизни. Но я еще не успел как следует обдумать этот вопрос. Все-таки, умру я, скорее всего, еще не завтра, разобраться в себе успею.

Апокалипсис.

Наверное, сегодня все газеты вышли бы с таким заголовком. Ну, не все, но многие. Только газет больше нет. Ничего больше нет. Даже людей. Кучка выживших счастливчиков не в счет. Сколько их всего, интересно? Бронич считает, что порядка двух-трех тысяч. Я думаю, он преувеличивает. Не может быть так много фанатиков, вроде него, или случайно оказавшихся в подходящем месте, вроде меня. Сотня-другая… от силы.

Впрочем, какая разница? Сколько бы их… нас не было, все мы обречены. Мы тоже покойники не намного живее тех, что сгорели в адском пламени последней войны.

Фу, какой безобразный штамп!.. Стоило подумать о газетах, мысли пошли – соответствующие. Не надо думать о газетах. Не надо думать о том, чего больше нет и никогда уже не будет. О газетах, кино, футболе… о людях.

Чушь какая! О чем тогда думать? О том, что выжженная земля еще лет двадцать будет таить в себе невидимую, но смертельную опасность для человека? О том, что скоро все случайно выжившие умрут от самого банального голода, даже если найдут укрытие от радиации? Об этом бункере – комфортабельном свинцовом гробе, зарытом в землю? О тусклой лампочке над головой? О Брониче?

Вот о Брониче думать не следовало. Он тут же нарисовался в дверях со своей обычной полуулыбкой на лице, а мне хотелось побыть одному. Интересно, это у него нервный тик, или Бронич действительно находит в сложившейся ситуации нечто забавное?

– Бронич, а ведь ты идиот, – поприветствовал я его.

Он внимательно посмотрел на меня своими совиными глазами. Зрение у Бронича стопроцентное, но впечатление всегда такое, словно он только что снял очки и ничего вокруг не видит.

– Я тоже рад тебя видеть, Джефф! Не приведешь ли полностью цепочку умозаключений, которая привела тебя к столь печальному выводу?

Дьявол, как же меня раздражает его манера говорить! Я выдохнул и с трудом взял себя в руки. Никогда раньше не раздражала, напомнил я себе. А сегодня… сегодня меня будет раздражать все, что угодно. И Бронич в этом совсем не виноват. В конце концов, я пока что жив только благодаря ему.

– Пожалуйста! – я широко улыбнулся. Вернее, оскалился. – Ты построил себе этот склеп, потому что боялся ядерной войны, так?

– Почти, – Бронич тоже улыбнулся. – Мое жилище ты можешь называть склепом, если тебе так больше нравится. Но я не боялся войны. Я знал, что она случится.

– Допустим, – я махнул рукой. Никогда не спорьте с фанатиками… тем более, когда они оказываются правы. – Пойдем дальше. Вчера ты мне убедительно доказал, что, следующие двадцать лет людям на Земле нечего будет кушать, даже если у них есть убежища, как у тебя… у нас с тобой. Я опускаю ненужные подробности…

– Правильно! Ты все излагаешь исключительно точно, – Бронич радостно закивал головой. Кретин какой-то… – Через какое-то время на поверхности можно будет находиться без фатальных последствий. Но вот есть то, что растет на земле, еще пятнадцать-двадцать лет нельзя.

– Так какого же дьявола… – мой голос взвился помимо моего желания и я с усилием чуть приглушил громкость. – Какого такого дьявола ты не запасся продуктами на эти двадцать лет?

– На одного? – тихо и вкрадчиво спросил Бронич?

– Что? – не понял я.

– Я спрашиваю, мне нужно было забивать свой бункер провиантом на два десятка лет исходя из расчета на одного человека? – он смотрел мне в глаза чуть склонив голову набок. Ну, точно сова!

До меня дошло, куда он клонит. Поэтому я не нашелся, что ответить.

– Итак, я аккуратненько складываю в своем чулане продукты на двадцать лет. А незадолго до часа Икс ко мне по счастливому стечению обстоятельств заходит мой добрый приятель Джефферсон Маклин. Так ведь и случилось на самом деле, правда? Что же дальше? Мы живем с ним вместе, поглощая запасы из чулана. Идиллия! Но мы оба знаем, что их не хватит на двоих! И вот, в одно прекрасное утро, я просыпаюсь в своей постели с перерезанным горлом. Печально, друг мой, очень печально! – Бронич сокрушенно покачал головой.