На волне шока - Джон Браннер Страница 4

клиентов, чье состояние после получения дорогущих советов только ухудшилось. Другой расхваливал средство, вызывающее эйфорию, уверяя, что оно не ведет к привыканию, хотя именно к нему оно и приводило. Управление по качеству продуктов питания и лекарственных средств подало в суд на рекламирующую это средство маркетинговую фирму, однако, по слухам, та вышла на покладистого судью, прикарманила арестованную было прибыль и согласилась добровольно соскочить с продукта, не доводя дело до суда, повесив на шею недофинансированного, выбивающегося из сил общественного здравоохранения еще несколько сотен наркоманов.

Следующий канал захватила еще одна пиратская программа. Судя по акценту — австралийская. Девушка в костюме из шести пузырей, расположенных на стратегически важных участках тела, вещала: «Отгадайте загадку: если всех людей, страдающих от кризиса образа жизни, уложить в одну линию, то кто тогда останется, чтобы их укладывать?»

Шутка вызвала у Лазаря слабую улыбку. Поймать австралийское шоу — большая редкость, он почти решил досмотреть передачу до конца, как вдруг его заставил вздрогнуть громкий звонок.

Звонок означал, что кто-то вошел в исповедальную кабину у главных ворот. И судя по времени суток, этот кто-то должен находиться в крайней степени отчаяния.

Ну что ж. Лазарь заранее настроился на помехи в любое время дня и ночи как неизбежную часть церковной работы. Вздохнув, он поднялся и выключил тривизор.

Памятка для своих «я»: использование тривидения для нужд церкви, возможно, неплохая идея. Надо бы восстановить контакты с медиа. Но что, если, работая священником, он чересчур засветился для обладателя кода с маркером 4GH? А если нет, то какую дозу публичности мог себе позволить? И как долго?

Надо выяснить. Обязательно надо.

Придав чертам лица благостное выражение, Лазарь включил тривизионную связь с исповедальней. Осторожность не повредит. В стычке на прошлой неделе фанаты «Царства Билла» и граалисты потеряли семерых убитыми, причем победили последние. Что и следовало ожидать — католики во все времена отличались жестокостью. Если «Царство Билла» просто калечило пленных и потом позволяло им влачить жалкое существование, то граалисты своих пленников связывали, затыкали им рты и оставляли в каких-нибудь развалинах медленно умирать от жажды.

Так что ночной посетитель, возможно, вовсе не нуждался в совете или даже медикаментах. В церковь могли подослать лазутчика, чтобы разведать, как сподручнее сравнять ее с землей. В принципе, оба племени считали церковь Лазаря языческой срамотой.

На экране, однако, появилась девочка, слишком юная для принятия в одно из племен. На вид не больше десяти лет, волосы всклокочены, глаза покраснели от плача, на щеках — бороздки, проделанные в осевшей пыли слезинками. Похоже, девчонка переоценила свои силы в подражании взрослым, заблудилась и испугалась темноты… О, нет! Тут кое-что похуже. Священник увидел в руке девочки нож. Лезвие и зеленое платье были покрыты алыми пятнами, смахивающими на свежую кровь.

— Да, сестра моя? — спросил Лазарь нейтральным тоном.

— Отец, я должна исповедоваться или буду проклята! — всхлипнула девочка. — Я зарезала свою маму, искромсала ее на кусочки! Наверняка убила! Я в этом уверена!

На мгновение время будто остановилось. Стараясь сохранять спокойствие, Лазарь произнес слова, нужные для официальной записи, потому как, несмотря на неприкосновенный статус исповедальни, тривизионный канал, как и все такие каналы, был подключен к городской полицейской сети и просматривался неутомимыми федеральными наблюдателями в Канаверале. Или где-то еще. Их столько расплодилось, что вряд ли они все сидели в одном месте.

Памятка для своих «я»: неплохо бы узнать, где находятся остальные.

Скрипучим, как гравий, голосом он сказал:

— Дитя мое, — в который раз замечая ироничность фразы, — облегчи совесть, доверься мне. Однако я должен напомнить, что тайна исповеди не сохраняется, если говорить в микрофон.

Девочка уставилась на его изображение таким пронзительным взглядом, что он невольно представил, каким она его видит: худой, смуглый мужчина со сломанным носом, одетый в черный камзол с белым воротником, украшенным маленькими позолоченными крестиками. Ничего не сказав, девочка покачала головой, как если бы ее разум до краев переполнился ужасом, не оставив места для новых потрясений.

Лазарь терпеливо повторил. На этот раз до нее дошло.

— Вы хотите сказать, — с трудом выговорила она, — что вызовите хрипатых?

— Разумеется, нет. Однако они, возможно, тебя уже ищут. А ты только что призналась в микрофон о содеянном… Теперь понимаешь?

Лицо ребенка съежилось. Нож выпал из руки на пол с легким звоном, словно кто-то тихо тронул струны гуслей. Через секунду она снова разревелась.

— Не уходи, — попросил он. — Я сейчас приду к тебе.

Антракт

Над холмами вокруг Парелома дул резкий, пахнущий зимой ветер, срывающий с деревьев красные и золотые листья, но небо оставалось чистым, а солнечный свет — ярким. Ожидая в очереди у одного из двадцати лучших ресторанов, напоминающего своим видом о роскоши прежних времен вплоть до выставленных в витрине тарелок с готовыми блюдами, Хартц удовлетворенно оглядел окрестности.

— Чудесно, — наконец произнес он. — Просто чудесно.

— Что? — Фримен массировал кожу на висках, разглаживая ее к затылку, словно пытался выдавить из себя накопившуюся усталость. Он поднял глаза на витрину и кивнул: — А-а, вы об этом… Да, пожалуй. Последнее время я мало обращаю внимания на такие вещи.

— Вы, как я вижу, утомились, — участливо сказал Хартц. — И меня это не удивляет. У вас трудная работа.

— И не быстрая. По девять часов в сутки, сеансами по три часа. Утомишься тут.

— Но работа должна быть сделана.

— Да, работа должна быть сделана.

Как выращивают дельфиниумы

Делается это примерно так.

Сначала вы окучиваете большую — если получится, то очень большую — группу людей, никогда не изучавших предмет, к которому относится задаваемый вами вопрос, и потому неспособных вспомнить правильный ответ, но тем не менее встроенных в культуру, к которой вопрос имеет прямое отношение.

После чего вы просите их прикинуть, сколько людей умерло во время великой эпидемии гриппа после Первой мировой войны или какое количество караваев хлеба санитарные инспекторы ЕЭС сочли непригодными к употреблению в пищу в июне 1970 года.

Как ни странно, после обобщения ответов вы заметите, что они группируются вокруг верной цифры, указанной в альманахах, ежегодниках и статистических отчетах.

Подтверждается парадокс: хотя никто не имеет понятия о происходящем вокруг, все знают, что происходит.

Если правило работает по отношению к прошлому, почему бы не применить его к будущему? Триста миллионов, имеющие доступ к интегрированной сети данных Северной Америки, — очень внушительное количество потенциальных прогнозистов.