Лоис Буджолд - Ученик воина. Игра форов Страница 4

Майлз встряхнулся и обменялся коротким взглядом с очаровательной девушкой на голову выше себя. Надеюсь, ты еще не завтра выдашь ее замуж, сержант…

— Вот здорово. Я так рада, что ты здесь, — обратилась она к нему. — Сегодня с утра прямо беда с ним.

— Что, капризничает?

— Нет, напротив. Он очень бодр. Играл со мной в страто, не обращая на меня никакого внимания. Знаешь, я чуть у него не выиграла. А потом рассказывал про войну и все вспоминал о тебе. Будь у него карта, он бы втыкал флажки по дистанции, пока ты ее преодолевал… Может, мне остаться?

— Нет, что ты.

Элен сочувственно и с облегчением улыбнулась и пошла по коридору.

Майлз, глубоко вздохнув, толкнул дверь в комнату генерала графа Петера Форкосигана.

Глава 2

Старик был чисто выбрит и одет во все свежее. Он сидел в кресле, задумчиво глядя в сад за окном. Нахмурившись, граф оглянулся на того, кто прервал его размышления, увидел внука и широко улыбнулся.

— A-а, это ты, малыш. Садись. — Он указал на другое кресло, в котором, наверное, только что сидела Элен. Улыбка старика стала несколько озадаченной. — Черт, неужели я обсчитался на день? Мне казалось, сегодня ты должен трусить по горе Сенселе — вверх-вниз, вверх-вниз… И так сто километров.

— Нет, сэр, вы вовсе не потеряли этот день. — Майлз опустился в кресло. Ботари поставил перед ним стул и показал пальцем на его ноги — не нужно ли помочь, но Майлз, отрицательно покачав головой, попытался справиться с ними сам. Боль обожгла его, как огонь. — Ладно, подними-ка их, сержант, — устало согласился он, и Ботари помог ему задрать вверх злосчастные конечности, утвердив их под медицински правильным углом. Потом сержант ретировался — хороший тактический ход, подумал Майлз, — и замер у двери по стойке смирно. Когда до старого графа дошел смысл всей этой пантомимы, его глаза расширились.

— Что ты натворил, малыш?

Надо проделать все быстро и безболезненно, как отрубают голову, например, раз — и все кончено.

— Спрыгнул со стенки и сломал обе ноги. Вчера, на полосе препятствий. В общем, провалился на физподготовке. Остальное… Впрочем, теперь это неважно.

— И вот ты вернулся домой.

— И вот я вернулся домой.

— Так. — Дед забарабанил изуродованными пальцами по подлокотнику. — Так. — Он неловко поерзал в кресле и сжал губы, не глядя на Майлза. Пальцы его снова застучали по подлокотнику. — А все из-за этой дурацкой ползучей демократии, — не выдержав, сварливо начал он. — Из-за убогого инопланетного вздора! Твой отец поощрял эти глупости — думал, что послужит тем Барраяру, ан нет. У него была прекрасная возможность искоренить все это в бытность его регентом, и он упустил ее, просто упустил… — Старик замолк. — Влюбился в женщину с другой планеты, в идеи с других планет, — продолжал граф, но уже без прежнего пыла. — Это все твоя мать виновата. С ее вечным бредом про равенство и братство…

— Ну брось, дед, — возразил Майлз, немного уязвленный. — Мама совершенно не интересуется политикой. Покойники, и те, наверно, интересуются больше.

— И слава Богу. Иначе она бы уже давно правила Барраяром. Я ни разу не слыхал, чтобы твой отец ей хоть в чем-то перечил. Ну ладно, могло быть и хуже…

Майлз лежал в кресле, не пытаясь больше защищать ни себя, ни мать. Беспокоиться было не о чем: престарелый генерал скоро начнет обсуждать проблему с разных сторон и сам себя переспорит.

— Может быть, нам всем надо меняться со временем? Может быть. Вот, скажем, сыновья лавочников — видит Бог, из них получаются великолепные солдаты. У меня под началом было порядком этих ребят. Я тебе никогда не рассказывал про одного молодца? Мы дрались с цетагандийцами в Дендарийских горах за Форкосиган-Сюрло. Лучший лейтенант, какого я помню. Мне тогда было не больше лет, чем сейчас тебе. В тот год он убил больше цетагандийцев, чем… А отец у него был портной. В те времена все кроили и шили вручную… — Старик вздохнул по безвозвратно ушедшей молодости. — Как же его звали…

— Тесслев, — подсказал Майлз. Он внимательно рассматривал свои ноги. Что ж, он может стать портным — благо теперь они такая же вымирающая порода, как и графы.

— Да-да, Тесслев. Погиб он, правда, при страшных обстоятельствах. Пошел на разведку, и их всех захватили в плен. Храбрый был до чертиков, ничего не боялся… — Наступило молчание.

Внезапно старый граф узрел спасительную соломинку и ухватился за нее.

— А соревнования проводили честно? Сейчас ни в чем нельзя быть уверенным. Какой-нибудь плебей-карьерист…

Майлз решительно покачал головой, торопясь пресечь эти фантазии, прежде чем они укоренятся в голове старика.

— Все было честно. Я сам во всем виноват. Задергался, не сумел вовремя собраться… Словом, я провалился, потому что слаб.

Дед яростно фыркнул. Он сжал кулак, но через мгновение рука его безнадежно разжалась.

— В мое время никто бы не посмел сомневаться в твоем праве…

— В твое время за мою неумелость заплатили бы жизнями другие. Теперь все устроено более справедливо, я в этом уверен. — Майлз старался говорить как можно спокойнее.

— Ну что ж… — Старик смотрел в окно, ничего не видя. — Времена и вправду меняются. Барраяр изменился. Он страшно изменился, уже когда мне исполнилось двадцать — в сравнении с тем, чем был при моем рождении. А потом, между двадцатью и сорока, произошла еще одна такая же перемена. Все изменилось, все, ничего прежнего не осталось… Потом еще одна перемена, от моих сорока до теперешних восьмидесяти. Все твои сверстники — слабое, выродившееся поколение… Даже грехи у нынешних людишек какие-то разжиженные. Старые пираты времен моего отца могли бы съесть их на завтрак и переварить косточки до обеда… Ты знаешь, я ведь буду первым графом Форкосиганом за все девять поколений, которому суждено умереть в постели… — Старик умолк, вглядываясь во что-то невидимое, а потом прошептал, словно обращаясь к самому себе: — Бог мой, как я устал от перемен…

— Сэр, — мягко прервал его Майлз.

Старик живо поднял на него глаза.

— Ты не виноват, малыш. Ни в чем не виноват. Просто ты попал в колеса судьбы, как и все мы. Это же случайность, что убийца, покушавшийся на твоего отца, выбрал именно такой яд. Он ведь не целился в твою мать. А ты всегда был молодцом. Наверное, мы хотели от тебя чересчур многого. Но никто не скажет, что ты ничего не добился!

— Благодарю вас, сэр.

Молчание становилось гнетущим; в комнате было слишком жарко. Голова у Майлза болела, его подташнивало от голода и лекарств. Он неловко поднялся.