Евгений Филенко - Гребень волны Страница 4

– Я не могу задерживать тебя сверх меры, брат, – сказал тектон. – Время уходит, его не вернуть. И необходимость нашей встречи еще не остра. Я должен был увидеть тебя, и я увидел. И Совет тектонов видит тебя моими глазами. Поэтому то, что говорю я, тебе говорят все тектоны Галактики. Ты свободен, как свободно каждое разумное существо. И мы, тектоны, не имеем власти указывать тебе, каким путем идти. Но ты, выслушав нас, должен верить, что мы не желаем тебе зла.

– Я верю этому.

– Наша просьба покажется неожиданной и странной. Мы просим тебя немедленно прервать свою деятельность в Галактическом Братстве и поселиться в каком-нибудь достаточно уединенном месте.

Кратов встрепенулся. Такого он, конечно же, не ожидал.

– Я чем-то помешал тектонам? – спросил он с растерянной улыбкой.

– Напротив, твоя деятельность, равно как и твоих собратьев, полезна Галактике. Повторяю: ты волен идти своим путем. Но тебе известна наша просьба. И речь идет, вне сомнения, о непродолжительном сроке.

– Что же я стану делать… в этом уединенном месте?

– Вспоминать.

Кратов озадаченно пожал плечами.

– Мне сорок один год. Даже по земным меркам это лишь начало зрелости. О чем же мне вспоминать, какую ценность могут иметь мои мемуары?

– Память каждого разумного существа бесценна. И мы пока бессильны задержать этот стремительно уходящий от нас источник. Но что касается твоих воспоминаний, то в первую очередь они нужны нам, тектонам. Ты будешь фиксировать их и передавать в ваш Глобальный Инфобанк. Так они станут нам доступны.

– Но ты не ответил на мой вопрос, учитель.

– Я и не могу ответить. И ни один тектон не может. Нам неясны еще процессы, происходящие в Галактике в связи с тобой.

– Процессы? В Галактике… и в связи со мной?!

– Твое удивление напрасно, брат. Вокруг каждого существа в Галактике, да и за ее пределами, происходят мощные, обычно неощутимые процессы. И не всегда мы своевременно учитываем их развитие и последствия. А когда момент упущен, приходится бросать все силы на то, чтобы даже не исправить – только сгладить допущенную ошибку. Что же странного, когда в связи с человеком, ведущим столь активную деятельность во многих мирах, развиваются помимо его воли и вне предвидения тектонов какие-то процессы?

– Что же насторожило тектонов?

– Я снова не отвечу тебе. Наши домыслы могут сковать твой разум, и ты будешь вспоминать лишь то, что укладывается в их границы. Или, что еще страшнее, – бессознательно следовать нашей гипотезе и вспоминать то, чего не было на самом деле. Память – источник, но воды его вспять не потекут. С нами остаются лишь их журчание, блеск и сладкое ощущение прохлады. Ты должен вспомнить все, брат. Все – день за днем, с того момента, когда в твою жизнь впервые вошла Галактика.

– Мне было тогда восемнадцать лет, – улыбнулся Кратов. – Я был всего лишь маленькой прожорливой личинкой, которая страстно мечтала стать прекрасной бабочкой.

– Я понял твою метафору. И думаю, что мечтания личинки весьма близки к осуществлению. По крайней мере, если судить по куколке…

– Ты чересчур добр ко мне, учитель. Я совершал много ошибок. Гораздо больше, чем следовало бы.

– Если бы тебе знать, сколько ошибок совершают тектоны! Вот мы увидели тебя. Но, к сожалению, с опозданием. И это также одна из наших ошибок, исправить которую ты поможешь нам своими воспоминаниями.

– Я готов отдать вам свою память в полное распоряжение. Скопируйте ее, изучите слой за слоем, деталь за деталью…

– Символы и образы, хранимые мозгом, туманны и разобщены. Они словно драгоценные реликвии, которые молчат перед посторонним посетителем. Но приходит хозяин, берет в руки любую вещь и рассказывает о ней удивительные истории. Так и память. Она хранит не только реликвии, но и правила обращения с ними, и правила для этих правил. Понять из копии твоей памяти то, что ты мог бы поведать двумя словами, займет у нас едва ли не вечность. И потом, есть воспоминания, права на доступ к которым не имеет никто, кроме их обладателя. Ты сам решишь, о чем рассказать нам.

– Мне придется покинуть Сфазис?

– Здесь ты не сможешь спокойно вспоминать. Вокруг тебя будет кипеть близкая, привычная, захватывающая тебя работа. И ты не сумеешь остаться сторонним наблюдателем. Есть единственное место в Галактике, где ничто не помешает тебе. Где память твоя будет свободна. Это Земля.

– Но я не жил на Земле много лет.

– Там твой дом. Ты не чужой своей планете, – в холодном голосе тектона послышалась горечь.

Кратов молчал. Ему было невыносимо тяжко в сдавившей плечи накидке, при каждом вздохе тектона ледяной пот змейками скользил между лопаток, а сердце трепыхалось в груди, как чумное. Но он не мог немедленно повернуться и уйти прочь. Что-то говорило ему: Горный Гребень не хочет, чтобы он ушел. Наступил тот редкий момент, когда мудрому тектону стало наплевать на быстротечное время, и нужно ему только одно – побыть наедине с другим существом, пусть ни капли на него не похожим, но все же очень близким. И в этом чужом по крови и плоти существе узнать себя. Молодого, свободного, исполненного беззаботных мечтаний.

Горный Гребень тоже молчал. Кольчуга на его груди теперь волновалась совсем редко, и глаза-огоньки мерцали тоскливым голубым светом.

Всякий раз, когда Кратов бросал в темную воду пруда камешек, на всплеск поднимались большие, начисто утратившие от жадности страх и совесть рыбины. И, не обнаружив ничего съедобного, с обидой высовывали наружу ослизлые морды.

– Пшли отсюда! – прикрикнул на них Кратов, но рыбины не понимали и продолжали ревниво следить за его движениями.

С деликатным шорохом расступились камыши, и рядом возник Григорий Матвеевич. Он на цыпочках приблизился к Кратову и предупредительно замер за его спиной.

– Костя, – позвал он, откашлявшись. – Вы никого не хотите видеть, ото всех прячетесь. Что произошло?

– Бог с вами, – смущенно сказал Кратов. – Я всегда бываю здесь в это время дня. И мне сейчас просто необходимо поразмыслить в тишине.

Энграф вторично откашлялся и спросил звучным голосом:

– Могу я разделить ваше уединение, коллега?

– Сделайте одолжение, Григорий Матвеевич. Мне подвинуться?

– Нет, благодарю вас. Это из старозаветного анекдота про двух шотландцев, если не ошибаюсь… Так вы улетаете на Землю, Костя?

– Кажется, да, – произнес Кратов и вздохнул. – А вы уже знаете?

– Я и обязан знать все, как старший в миссии. Но если быть откровенным, то примерно за час до вашего возвращения со мной вновь связался уважаемый посредник Шервушарвал и передал просьбу одного из тектонов, по имени Колючий Снег Пустых Вершин… Не правда ли, у тектонов всегда очень образные имена.