Стивен Кинг - Летний гром Страница 4

На этот раз, когда Робинсон взял его на руки, Гэндальф взвизгнул от боли и оскалил зубы, но не укусил. Робинсон отнес его в дом и положил на одеяла. Выпрямившись, он посмотрел на руки и увидел, что они покрыты шерстью Гэндальфа. Когда он хлопнул в ладоши, шерстинки взмыли в воздух и начали медленно планировать вниз, словно пух молочая.

– Ты поправишься, – заверил он Гэндальфа. – Просто небольшое расстройство желудка. Наверное, подхватил от одного из этих поганых бурундуков, когда я отвлекся. Полежи здесь и отдохни. Я уверен, что ты почувствуешь себя лучше к тому времени как я вернусь.

В «Сильверадо»[10] оставалось еще полбака бензина, более чем достаточно для шестидесятимильной поездки в Беннингтон и обратно. Робинсон решил сначала заехать в «Лесное поместье» и узнать, не нужно ли чего-нибудь Тимлину.

Его последний сосед сидел на крыльце «Вероники» в кресле-качалке. Он был бледен, и под глазами его набрякли фиолетовые мешки. Когда Робинсон рассказал ему о Гэндальфе, Тимлин кивнул. «Я полночи провел, бегая в туалет. Мы, должно быть, подхватили одну и ту же заразу». Он улыбнулся, чтобы показать, что это шутка... хотя и не слишком смешная.

Нет, сказал он, ему ничего не нужно в Беннингтоне, но попросил Робинсона заехать на обратном пути. «У меня есть кое-что, что может понадобиться   тебе», – сказал он.

Дорога в Беннингтон заняла больше времени, чем планировал Робинсон, потому что шоссе было сплошь забито брошенными автомобилями. Был уже почти полдень, когда он припарковался перед «Королевством Харлей-Дэвидсон». Витрину давно разбили, и почти все модели, стоявшие раньше в салоне, исчезли, но осталось еще много мотоциклов в глубине магазина. От воров их уберегли стальные тросики и крепкие замки.

Робинсона они не заинтересовали; ему был нужен только аккумулятор. Найденный им «Толстяк Боб» был на год или два новее, чем его байк, но аккумулятор на нем был вроде точно таким же. Он забрал ящик с инструментами из пикапа, проверил аккумулятор «Импактом» (тестер ему подарила дочь на позапрошлый день рождения), и увидел зеленый огонек. Он снял аккумулятор, прошел в салон, и отыскал пачку карт. Пользуясь самой подробной из них, чтобы разобраться в хитросплетении второстепенных дорог, он смог добраться до озера к трем часам.

Он видел множество мертвых животных, и в том числе огромного лося, лежавшего рядом с цементными ступеньками чьего-то трейлера. На подстриженном газоне возле трейлера была воткнута написанная от руки табличка, всего два слова: «РАЙ БЛИЗКО»[11].

На крыльце «Вероники» уже никого не было, но когда Робинсон постучал в дверь, Тимлин откликнулся и предложил ему войти. Он сидел в гостиной, оформленной в нарочито деревенском стиле, и выглядел еще бледнее, чем раньше. В руке он сжимал огромную льняную салфетку, испачканную кровью. На кофейном столике перед ним лежали три предмета: здоровенная книга под названием «Красота Вермонта», наполненный желтой жидкостью шприц и револьвер.

– Рад, что ты заглянул, – сказал Тимлин. – Мне не хотелось уходить, не попрощавшись с тобой.

Робинсон вовремя осознал абсурдность первого пришедшего в голову ответа – «Давай не будем торопиться» – и ничего не ответил.

– Я потерял уже полдюжины зубов, – проговорил Тимлин, – но не это главное. За последние двенадцать часов или около того, я, похоже, исторг из себя большую часть моего кишечника. Самое жуткое, что мне почти не больно. Геморрой, которым я обзавелся к пятидесяти годам, был куда хуже. Боль еще придет – я прочитал достаточно, чтобы это знать – но я не намерен болтаться здесь слишком долго и дожидаться, пока она расцветет пышным цветом. Ты нашел подходящий аккумулятор?

– Да, – сказал Робинсон, и тяжело опустился на стул. – Господи, Говард, мне так жаль.

– А ты? Как ты себя чувствуешь?

– Неплохо. – Хотя он слегка лукавил. Несколько красных пятен, не похожих на солнечные ожоги, цвели на его предплечьях, и еще одно было на груди, над правым соском. Они чесались. А еще... его завтрак пока оставался на месте, но желудок, похоже, был этим не слишком доволен.

Тимлин наклонился вперед и легонько постучал по шприцу.

– Демерол. Я хотел впрыснуть его себе, а потом начал разглядывать фотографии Вермонта, и любовался ими, пока... вот до сих пор. Но я передумал. Пистолет, мне кажется, подойдет больше. А ты возьми шприц.

– Я пока не готов, – сказал Робинсон.

– А это и не для тебя. Гэндальф не заслужил мучений.

– Я вот думаю, может, он просто съел бурундука, – слабо выговорил Робинсон.

– Мы оба знаем, что это не так. Но даже если он сделал именно это, дохлые животные настолько насыщены радиацией... да они всё равно что таблетки из кобальта. Удивительно, что он вообще прожил так долго. Будь благодарен за то время, которое провел вместе с ним. Толика благодати. Вот что такое хороший пес, знаешь ли. Толика благодати.

Тимлин внимательно его разглядывал.

– И не вздумай меня оплакивать. Если ты начнешь, я тоже разревусь, так что иди-ка ты нахрен, парень.

Робинзон ухитрился сдержать подступившие слёзы, хотя, по правде говоря, не ощущал в себе избытка мужественности.

– В холодильнике есть еще одна упаковка «Бада», – сказал Тимлин. – Шесть банок. Не знаю, зачем я их туда поставил, но ведь привычка – вторая натура. Не принесешь нам по баночке? Теплое пиво лучше, чем отсутствие пива; кажется, так говаривал Вудро Вильсон. Выпьем за Гэндальфа. И за новый аккумулятор для твоего мотоцикла. А я пока схожу по-маленькому. Хотя, думаю, усилий в этот раз потребуется приложить немало[12].

Робинсон пошел за пивом, а когда вернулся, Тимлина в гостиной не было. Появился он только минут через пять, и шел медленно, цепляясь за мебель. Он не стал снова натягивать штаны, а просто обернул вокруг бедер банное полотенце. Опускаясь на стул, он коротко вскрикнул от боли, но взял протянутую Робинсоном банку пива. Они выпили за Гэндальфа. «Бад» был теплым, это точно, но в принципе, не таким уж плохим. Это же, в конце концов, был Король пива.

Тимлин взял пистолет. «Мое самоубийство будет оформлено в классическом викторианском стиле», – произнес он так, словно эта перспектива его радовала. «Пистолет к виску. Свободной рукой закрываешь глаза. Прощай, жестокий мир».

– Я уезжаю вместе с цирком[13], – машинально продолжил Робинсон.

Тимлин от души расхохотался, продемонстрировав немногие оставшиеся зубы.

– Было бы неплохо, но это вряд ли. Рассказывал я тебе когда-нибудь, что, когда был мальчиком, угодил под грузовик? Такой, который наши британские кузены называют «молоковозом»?