Фредерик Пол - Проклятие волков Страница 4

Волки! Ну почему должны существовать Волки?! Почему несколько этих тайных, презренных монстров должны угрожать самой основе цивилизованного поведения?

Ну, конечно, Роджет Джермин и сам когда-то был Волком; Волчонком, по крайней мере. Каждый так начинал. Дети есть дети. Начинаешь выть, когда голоден, и хватаешь — все, что попадает. Никто и не ждет от детей понимания правил поведения. Они не готовы к тому, чтобы понять, как важны эти правила для выживания.

Форма подчиняется содержанию. Обычаи мира, в котором жил Джермин, были порождены настоятельной необходимостью. Это крошечное Солнце, некогда бывшее Луной, давало такое количество тепла, которого хватало лишь для того, чтобы выжить. Не было достаточно пищи, чтобы двигаться; всего не хватало. Поэтому каждого, начиная с двухлетнего возраста, педантично учили, как умеренно есть, медленно двигаться, размышлять, а не действовать. Даже то, о чем размышляет человек, было строго определено. Неразумно было мечтать о пище, новой одежде или радостях супружеского ложа. Подобные мысли вели к желаниям, а желания трудно контролировать. Лучше всего было размышлять о заходах Солнца, о грозовых облаках, звездах, тоненькой изящной дорожке, которую оставляет капелька дождя на оконном стекле; но никого не побуждали к тому, чтобы желать эту дождевую каплю. Лучше всего было думать о Взаимосвязи. Когда вы думаете о том, что все связано в мире, что все является частью чего-то большего и составляет это большее, тогда ваш мозг очищается. Когда вы погружались мыслями в суть взаимосвязей, желания исчезали. Мысли уходили. Вы просто существовали.

Хорошо воспитанный Гражданин мог провести тысячи часов своей жизни, предаваясь такой Медитации, часов, которые иначе были бы потрачены на еду, дела, поступки, желания — на все эти непозволительные вещи.

На все то, чем занимались Волки. Можно пойти и дальше. Случалось иногда, что какой-нибудь Гражданин достигал предела. Бездействие постепенно вело к отсутствию желаний, а затем и к неспособности мыслить. И тогда он достигал конечного блаженства.

Переставал существовать.

Когда существование заканчивалось, человек просто исчезал, а рядом раздавался удар грома.

А оставшиеся сохраняли память — холодно и с достоинством.

Вот так должны были вести себя Граждане. Именно так они себя и вели.

Все, за исключением Волков.

Непристойно было думать о Волках слишком много. Это порождало гнев, а на него тратилось слишком много калорий. Гражданин Джермин обратился мысленно к более приятным вещам.

Первое предвкушение овсянки! В миске она будет теплой, будто обожжет горло и успокоит желудок!

В нынешней погоде было много приятного. Холод пощипывал тело через подпоротые швы, а по склонам холмов гулял ветер. Если уж на то пошло, было нечто приятное, некая прелесть и в самом холоде. Так и нужно было, чтобы было холодно сейчас, перед тем как зажгут новое Солнце, когда старое Солнце было дымчато-красным, а новое еще не разгорелось.

— И все же, по мне, так он похож на Волка, — пробормотала его жена.

— Кейденс, — упрекнул Джермин свою Гражданку, но смягчил упрек Снисходительной Улыбкой.

Человек с ужасными манерами стоял у самой стойки, к которой они направлялись. Во мраке утра он, казалось, состоял из углов и натянутых линий, голова неуклюже повернута — он вглядывался в дальний конец закусочной, где продавец ритмично отмерял зерна в горшок; его руки небрежно лежали на прилавке, а не висели по бокам.

Гражданин Джермин почувствовал, как его жена слегка содрогнулась. Но он не упрекнул ее снова. И кто б посмел упрекнуть ее? Зрелище было омерзительным.

Она сказала едва слышно:

— Гражданин, может быть, нам сегодня пообедать хлебом?

Он помедлил и вновь взглянул на отвратительного человека у стойки. И сказал снисходительно, зная, что оказывает снисхождение:

— В Утро Зажжения Нового Солнца Гражданину можно пообедать хлебом.

Учитывая сложившуюся ситуацию, это было лишь небольшим одолжением и поэтому очень пристойным.

Хлеб был хорош, очень хорош. Они поделили между собой полкилограмма и ели его в молчании, как это и было положено. Джермин закончил есть первую порцию и в паузу, которую полагалось сделать, прежде чем приступить ко второй порции, решил дать глазам отдых и посмотреть на небо.

Он кивнул жене и отошел в сторону. Старое Солнце посылало на Землю остатки своего тепла. Оно было больше, чем окружающие его звезды, но многие из них были такими же яркими. В земном небе была одна звезда более яркая, чем затухающий свет прежней Луны, но сейчас она находилась в другой половине неба. Когда она была видна, люди с тоской смотрели на нее. Это была звезда, вокруг которой прежде вращалась Земля.

Джермин слегка поежился от сумеречного утреннего воздуха. Летом, когда ярко сияет Новое Солнце, Вилинг, Западная Виргиния, был превосходным местом. Урожаи были обильными, шапки льда на полюсах таяли, и вода в океанах вновь прибывала, затопляя прибрежные равнины. Хуже было в этих горах, когда Старое Солнце умирало. Тогда наступал холод.

Цикл за циклом, по мере того, как старело каждое Солнце, Гражданин и Гражданка Джермин по традиции обсуждали вопрос о том, следует ли им оставаться в Вилинге или присоединиться к более смелым переселенцам в их путешествии к морю, к побережью, где было немножко теплее. Но они были образцовыми Гражданами, и решение всегда откладывалось и таким образом тратилось меньше калорий. Ну и конечно, Новое Солнце всегда загоралось тогда, когда оно было нужнее всего, по крайней мере, так было раньше.

От этой мысли его отвлек высокий мужской голос:

— Доброе утро, Гражданин Джермин.

Джермин был застигнут врасплох, он оторвал взгляд от неба, слегка повернулся и посмотрел в лицо человеку, который заговорил с ним, поднял руку в приветственном жесте. Все было проделано очень быстро и плавно, может быть слишком быстро, потому что пальцы его сложились в знак приветствия, предназначенный для женщины, а это был мужчина. Гражданин Бойн. Джермин хорошо знал его. В прошлом году на Ниагаре они вместе Созерцали Лед.

Джермин пришел в себя, но некоторое замешательство все же сохранялось.

Он довольно быстро нашелся:

— На небе звезды, но остаются ли они там, если Солнца нет?

Это была неуклюжая попытка скрыть смущение, грустно подумал он, но, несомненно, Бойн воспользуется ею и продолжит мысль; Бойн всегда был очень милым, очень приятным.

Но Бойн не сделал этого.

— Доброе утро, — повторил он тихо. Он взглянул на звезды, как бы стараясь угадать, о чем говорит Джермин. Он укоризненно сказал: