Артур Кларк - Фонтаны рая Страница 4

Музыка стала громче и тревожнее, к барабану присоединились флейты и струнные инструменты. На отвесном склоне Утеса зажглась светлая точка, вот она увеличилась… и внезапно перед зрителями словно распахнулось волшебное окно в прошлое, открыв мир, более живой и яркий, чем в реальной жизни… «Великолепная инсценировка», – подумал Морган, радуясь, что позволил на этот раз вежливости победить желание работать. Он видел радость царя Параваны, когда любимая младшая жена родила ему первенца, и понимал его чувства, когда всего лишь через сутки сама царица произвела на свет сына, имевшего больше прав. Хотя родился Калидаса первым, наследовать отцу он мог лишь вторым. Так были приготовлены декорации для трагедии. «Однако в раннем детстве Калидаса и его сводный брат Малгара были закадычными друзьями. Мальчики росли вместе, не подозревая, что они соперники, не догадываясь об интригах, которые плелись вокруг. Причина их раздора не имела никакого отношения к случайностям рождения. Ко двору короля Параваны приезжали послы с дарами из разных стран – с шелком из Китая, золотом из Индустана, оружием из Римской империи. Однажды простой охотник из джунглей осмелился прийти в столицу с подарком, который, как он надеялся, понравится королевской семье…» Морган услышал вокруг хор восхищенных возгласов. Крошечная снежно-белая обезьянка, доверчиво умостившаяся на руках у принца Калидасы, была удивительно мила. Два огромных глаза глядели на Моргана через столетия… и через таинственную, однако не совсем непреодолимую пропасть между человеком и животным.

«Согласно хроникам никто раньше не видел такой обезьянки, ее шерсть была белая, как молоко, глаза – розовые, как рубины. Некоторые считали, что это дурное предзнаменование, потому что белый цвет – цвет смерти и траура. И страх их, увы, имел под собой основания.

Принц Калидаса обожал своего любимца, которого он назвал Хануман в честь легендарного обезьяньего бога. Королевский ювелир сделал для обезьянки золотую колясочку, в которой она восседала с торжественным видом, когда ее везли по двору к удовольствию всех, кто там был. Хануман, в свою очередь, любил Калидасу и не разрешал никому другому трогать себя. Особенно неприязненно он относился к принцу Малгаре, словно догадываясь о будущем соперничестве. И вот в один злосчастный день он укусил наследника трона.

Укус был пустяковый, но последствия огромны. Через несколько дней Ханумана отравили… без сомнения, по приказу царицы. Так кончилось детство Калидасы. Говорят, с этих пор он перестал любить людей и никому больше не верил. А симпатия к Малгаре сменилась враждебностью. Но это было не единственной неприятностью, проистекшей из смерти маленькой обезьянки. По повелению царя для Ханумана построили особую гробницу в форме полусферы – традиционная форма усыпальниц-дагоб. Такого никто никогда не делал, и это вызвало ярость монахов, ибо в дагобах хоронили только мощи Будды, и поступок царя выглядел кощунством. Вполне возможно, что его намерение было именно таково, ибо царь Паравана постепенно отходил от буддизма. Хотя принц Калидаса был слишком юн, чтобы участвовать в конфликте, ненависть монахов обратилась и против него. Так началась вражда, в дальнейшем расколовшая царство. В течение почти двух тысяч лет у нас не было доказательств того, что эта история не является всего лишь прекрасной легендой. Но в 2015 году археологи обнаружили на территории Старого Дворца в Ранапуре фундамент небольшой усыпальницы. Сама усыпальница была разрушена. Ее ограбили много веков назад. Но у ученых были инструменты, о которых и мечтать не могли охотники за сокровищами прежних времен. С помощью нейтринного просвечивания они обнаружили вторую погребальную камеру, находившуюся куда глубже первой. Верхняя камера была всего лишь кенотафом – ложным погребением. В нижней камере все еще находился сосуд любви и ненависти, который она сохраняла в течение многих веков, пока он не попал в место своего последнего упокоения – Музей Ранапуры».

Морган пропустил часть последующей истории, когда он вытер глаза, прошло лет десять, сложная семейная ссора была в самом разгаре, и он не совсем понял, кто кого убивал. Когда замолк лязг оружия на поле брани, коронный принц Малгара и царица-мать бежали в Индию, а Калидаса захватил престол и заточил отца в тюрьму.

То, что узурпатор не лишил Паравану жизни, объяснялось не сыновними чувствами, а верой в то, что у старого царя спрятаны где-то сокровища, предназначенные для Малгары. Но Паравана в конце концов устал от обмана.

– Я покажу тебе мое богатство, – сказал он сыну. – Дай мне колесницу, и я отвезу тебя к нему.

В отличие от Ханумана старый король отправился в свой последний путь на ветхой телеге, запряженной волом. Хроники отмечают, что одно колесо было сломано и всю дорогу скрипело. К удивлению Калидасы, отец приказал отвезти его к огромному искусственному озеру, воды которого орошали все центральное царство; Паравана отдал этому водоему почти всю свою жизнь. Он шел по краю огромной дамбы и глядел на собственную трехметровую статую, стоявшую лицом к воде.

– Прощай, старый друг, – сказал он, обращаясь к каменной фигуре, державшей в руках каменную карту внутреннего моря. – Охраняй мое наследство, Он спустился по ступеням водослива, зашел в озеро по пояс, зачерпнул горстью воду и кинул ее через голову. Затем обернулся к Калидасе с гордым и торжествующим видом.

– Здесь, сын мой, – вскричал он, указывая рукой на живительную влагу, разлившуюся на многие лиги, – здесь… здесь все мое богатство!

– Убейте его! – вне себя от ярости и разочарования приказал Калидаса.

Солдаты повиновались.

Первые несколько лет Калидаса жил со своим двором в Ранапуре. Затем он переехал на одинокий утес Яккагала, возвышавшийся над джунглями в сорока километрах от Ранапуры. Некоторые утверждали, что он искал неприступную крепость – укрыться от мести брата. Однако под конец Калидаса пренебрег ее защитой. К тому же, если Яккагала всего-навсего цитадель, то зачем он окружил утес необъятными Райскими Садами, создание которых потребовало не меньше труда, чем постройка вала и рва? И зачем тут фрески? Когда рассказчик задал этот вопрос, западная стена утеса выступила из темноты… но в том виде, как две тысячи лет назад. По всей ширине утеса, в ста метрах от его подножия, протянулась ровная и оштукатуренная полоса, расписанная множеством поясных женских изображений в натуральную величину. Все они были прекрасны и выполнены в одном стиле. С золотистой кожей и пышногрудые, они были облачены в одеяния из прозрачной ткани, а то и вовсе украшены одними драгоценными камнями. У одних были высокие сложные прически, у других, по-видимому, короны. Многие держали в руках цветы.