Роберт Силверберг - Сын человеческий (сборник) Страница 4

— Да! Ты это принял!

Клей принимает это.

Он проверяет свое тело, заставляет его светиться и видит внизу пляшущую фиолетовую тень. Он создает стальные ребра и позвоночник слоновой кости. Он придумывает орган чувствительный к цветам и с восторгом погружается в дальний конец спектра. Он становится огромным половым органом и насилует стратосферу, оставляя следы светящегося семени. А Хенмер, неизменно находящийся рядом, восклицает снова и снова: Да! Да! Клей занимает уже несколько материков. Он убыстряет свой полет в поисках своего причала и после короткой попытки найти его и привязать к себе, он становится облачной лентой, опоясывающей весь мир.

— Видишь? — кричит Хенмер. — Это же твой мир! Знакомая планета!

Но Клей не уверен. Материки сдвинулись. Он видит то, что должно быть Америкой, но они изменились. Исчез хвост Южной Америки, часть Панамы, а запад того, что должно быть Чили, имеет огромный выступ, возможно, перемещенная Антарктида? Океаны затапливают оба полюса. Линии побережья — новые. Он не может найти Европу. Огромное внутреннее море поглощает предполагаемую Азию, отражающиеся в нем блики солнца, превращают его в гигантский насмешливый глаз. Заплакав, он разбрасывает вдоль экватора лаву. Там, где должна быть Америка, одиноко выступает каменистый купол. В океане протянулась цепь островов. Он испуган. Он думает об Афинах, Каире, Танжере, Мельбурне, Стамбуле и Стокгольме. От горя он леденеет, раскалывается его душа на ледяные осколки, которых немедленно находят маленькие жужжащие насекомые, поднявшиеся из болот и трясин. Они начинают пожирать его, но Хенмер криком разгоняет их, направляя их к земле и вот уже Клей собрался и обновился.

— Что случилось? — спрашивает Хенмер.

И Клей отвечает:

— Я вспомнил.

— Не нужно, — говорит Хенмер.

Они снова парят, кружатся, скачут и пробиваются сквозь реальность тьмы, окутывающей мир, так что сама планета становится лишь маленькой округлой частицей в мягкой развевающейся мантии его тела. Он видит, как она вращается. Так медленно! Удлинился ли день? Да, и мой ли это мир вообще? Хенмер толкает его, они превращаются в реки энергии в миллионы миль длиной и устремляются в пространство. Он воспламенен нежностью, любовью, жаждой единства с космосом.

— Соседние миры, — поясняет Хенмер, — наши друзья. Видишь?

Клей видит. Теперь он знает, что не заброшен на планету другой звезды. Вот этот облачный шар — Венера. А этот красный, испещренный рябинками, — Марс, хотя он озадачен зеленым травяным морем, покрывающем ржавые равнины. Он не находит Меркурия. Снова и снова скользит он по орбите в поисках маленького вращающегося шарика, но его там нет. Может он упал на солнце? Он не хочет спрашивать из боязни, что Хенмер ответит — да.

— Пойдем, — говорит Хенмер. — Наружу.

Астероиды исчезли. О, Боже, кому нужны такие обломки? Но Юпитер остался

— чудесный, неизменный, даже с Великим Красным Пятном. Клей ликует. Цветные полоски тоже здесь, яркие ленты густых оттенков желтого, коричневого и оранжевого, разделенные более темными цветом.

— Да? — спрашивает Клей, и Хенмер отвечает, что это возможно. Они устремляются к планете, кувыркаясь и плавая в атмосфере Юпитера. Они наполняются кристаллами. Их тела насыщаются молекулами алюминия и метана. Ниже и ниже спускаются они, к ледяным пикам, вздымающимся над блеклыми маслянистыми морями, к бурлящим гейзерам и кипящим озерам. Клей расстилается по снежному континенту и лежит, наслаждаясь чувственным прикосновением многотонной атмосферы к его спине. Он превращается в деревянный молоток и бьется в скалистую поверхность планеты, его переполняет счастье, и волны звуков вздымаются к светлым утесам. Он приходит в экстаз. Но затем, сразу после этого, следует потеря: у блистающего Сатурна нет колец.

— Несчастный случай, — подтверждает Хенмер. — Ошибка. Это было очень давно.

Клей безутешен. Он снова меняет свою структуру и опускается на поверхность Сатурна в облаке снежинок. Сочувствующий Хенмер изгибается, окружая планету, извивается, меняет цвет, вспыхивает золотыми огоньками, поворачивается под разными углами.

— Нет, — говорит Клей. — Я тебе благодарен, но это не то.

И они устремляются дальше к Урану, к Нептуну, к морозному Плутону.

— Это сделали не мы, — говорит Хенмер, — но мы никогда не думали, что кого-то это так расстроит.

Плутон скучен. Кружась над ним, Клей видит пять кузенов Хенмера, бродящих в обширном пространстве, летящих из никуда в никуда. Он вопросительно смотрит на Вселенную. Проксион? Ригель? Бетельгейзе?

— В другой раз, — бормочет Хенмер.

Они возвращаются на Землю. Приземляются. Он снова оказывается в своей оболочке. Он лежит на ровном поле с короткой сине-зеленой травкой, над ним нависает гигантский треугольный монолит с вершиной, похожей на вилку, сквозь зубцы которой изливается бурлящая река и падает с высоты сотен, а может и тысяч футов громады ониксовой плиты в круглый бассейн. Он дрожит. Путешествие истощило его силы. Немного отдохнув, он садится; сжимает щеки ладонями и глубоко вздыхает. Мир стремительно вращается. Его юпитерианская радость борется с печалью об утраченных кольцах Сатурна. Меркурий. Возлюбленные старые континенты, родная карта, проколотые иглами времени.

Воздух влажен и прозрачен, он слышит далекую музыку. Хенмер стоит на краю бассейна в раздумье.

Или это не Хенмер? Когда он обернулся, Клей заметил разницу. На гладкой, словно восковой грудной клетке возникли две груди. Маленькие, как у только что повзрослевшей девушки. Их венчали крошечные розовые соски. Бедра Хенмера стали шире. Вертикальный кармашек у основания живота сузился в щель. Полусфера мошонки под ним исчезла. Это не Хенмер. Это женщина рода Хенмера.

— Я — Хенмер, — говорит она Клею.

— Хенмер был мужчиной.

— Хенмер и есть мужчина. Я — Хенмер.

Она идет к Клею. Походка ее тоже не хенмеровская: вместо его свободного переливания, более органичное движение, такое же жидкое, но не такое гибкое. Она говорит:

— Мое тело изменилось, но я Хенмер. Я тебя люблю. Давай отметим наше совместное путешествие? Это — обычай.

— А другой Хенмер ушел навсегда?

— Ничто не уходит навсегда. Все возвращается.

Меркурий. Кольца Сатурна. Стамбул. Рим.

Клей цепенеет. Он молчит миллион лет.

— Будешь праздновать со мной?

— Как?

— Единением тел.

— Секс, — произносит Клей. — Значит он не устарел.

Хенмер мило улыбается. Она мгновенно простирается на земле. Растения вокруг вздыхают, дрожат и раскачиваются. На их вершинах открываются отверстия, и в воздух взлетают переливчатые капельки. Распространяется нежный аромат. Он возбуждает желание: Клей остро сознает жесткость своего члена. Хенмер сгибает колени. Она раздвигает бедра, и он изучает ожидающие ворота между ними.