Филип Дик - Лабиринт смерти Страница 4

— А коробку? — спросил Морли.

— Проваливай.

Морли вынул банку, убедился, что она класса «АА». «Мармелад кибуца Текел Упарсин, — сообщала этикетка. — Изготовлен из настоящих севильских апельсинов (мутационная группа три–Б). Баночка солнечной Испании для вашей кухни или камбуза!»

— Отлично, — кивнул Морли. — И спасибо.

Он вынес из склада тяжелую, неудобную сумку и снова очутился под палящим солнцем.

Вернувшись на стоянку носачей, Сет открыл грузовой отсек «Мрачного цыпленка». «Только одним хорош кибуц — своими консервами, — думал он, размещая банку за банкой в сильном магнитном поле. — Боюсь, мне их будет не хватать».

Он обратился к Мэри через нашейную рацию:

— Я выбрал носач. Приходи на парковку, покажу.

— А он исправный?

— Уж положись на мой опыт механика, — раздраженно ответил Сет. — Я проверил двигатель, проводку, управление, систему безопасности, все от и до. — Он сунул в грузовой отсек последнюю банку мармелада и запер дверцу.

Через несколько минут появилась жена — стройная, загорелая, в рубашке цвета хаки, шортах и сандалиях.

— Так–так, — произнесла она, осмотрев «Мрачного цыпленка». — На вид сущая развалина. Но раз ты говоришь, что все в порядке, мне остается только поверить.

— Я уже все загрузил, —сообщил Сет.

— Что ты загрузил?

Он отворил дверцу грузового отсека и показал десять банок мармелада.

— Боже мой, — сказала Мэри после долгой паузы.

— А что не так?

— Ты не проверял электрику и движок. Ты выпрашивал свой любимый мармелад, все до последней причитающейся банки. — Она в ярости хлопнула крышкой багажника. — Подчас мне кажется, мой муженек свихнулся. От исправности этого проклятого носача зависит наша жизнь. А ну как откажет система воздухообмена или отопления? Что, если в корпусе микроскопические течи?

— Позови братца, пусть он все сделает как надо, — перебил Сет — Уж коли ты ему гораздо больше веришь, чем мне.

— Знаешь же: он занят.

— Конечно, иначе уже был бы здесь, на моем месте, — усмехнулся Сет. — Выбирал бы для нас надежное транспортное средство.

Жена впилась в него взглядом, вся ее поза выражала гневный протест. И вдруг это сменилось покорностью пополам с весельем. Мэри расслабилась.

— Удивляюсь твоей везучести, особенно если ее сравнить с талантами. Наверное, ты выбрал лучший носач на этой площадке. Но не потому, что видишь разницу, а потому, что везет, как мутанту.

— Это не везение, а трезвый расчет.

— Вот уж черта с два, — затрясла головой Мэри. — Расчет и близко не лежал. Что‑то другое. Ну да ладно, берем носач и проверяем удачу — авось и в этот раз она тебя не подведет. Но все же ответь, Сет, как ты можешь так жить? — произнесла она с упреком, глядя мужу в лицо. — Ведь это несправедливо по отношению ко мне.

— Благодаря мне мы пока в порядке.

— Благодаря тебе мы попали в эту… в этот кибуц, — напомнила Мэри. — На восемь лет.

— Но теперь выберемся, причем моими стараниями.

— И окажемся там, где еще хуже, это как пить дать. Что нам известно о новом месте? Ничего, кроме того, о чем знает Госсим. А он знает, потому что присвоил себе право читать чужую переписку. Прочел и твою молитву… Я тебе не говорила, потому что представляла, как взбесишься…

— Вот же подонок! — В душе Сета всколыхнулась ярость — огромная, красная, бессильная. — Чужую молитву читать — это преступление против нравственности.

— Он тут главный. Втемяшил себе в голову, что отвечает за все. Ну да слава богу, скоро мы будем далеко отсюда. Остынь. Все равно от тебя ничего не зависит. Он прочел еще несколько лет назад.

— И не сказал, понравилась ли ему моя молитва?

— Если бы и понравилась, Фред Госсим никогда бы в этом не признался. Думаю, понравилась. Должно бьггь, она хорошая, раз удовлетворили твою просьбу.

— Должно бьггь. Ведь столько молитв от евреев осталось без ответа, из‑за того договора, заключенного еще до появления Заступника, когда была так велика власть Разрушителя Формы, а наша связь с ним… в смысле, с Богом, осложнялась помехами…

— Могу представить, что бы ты делал, если бы жил в те времена. Брюзжал бы по поводу всего, что сказал или сделал Мыслетворец.

— Я бы стал великим поэтом, — возразил Сет. — Вроде Давида.

— Ты бы и там стал неудачником. — Мэри решительно зашагала прочь, оставив мужа в обществе молчаливого носача и уложенных в его багажник банок с мармеладом.

Снова поднялось в нем бессилие, комом забило дыхательное горло.

— Стой! — крикнул он жене вслед. — А то без тебя улечу.

Она шла под жгучим солнцем, не оглядываясь и не отвечая.

До конца дня Сет Морли размещал пожитки на борту «Мрачного цыпленка». Мэри не появлялась. Вот уже пора ужинать; все дела сделаны. «Где же она? — задал себе вопрос Сет. — Так нечестно!»

Настроение испортилось, как всегда бывало к сроку приема пищи. «Интересно, стоит ли оно того? Менять одну паршивую работу на другую… Я неудачник, Мэри права. Даже с таким делом, как выбор носача, не могу толком справиться. Да еще столько провозился, набивая его барахлом…»

Он засунул голову в салон кораблика, рассматривая неаккуратно уложенные предметы одежды, книги, видеозаписи, кухонную утварь, пишмашинку, медикаменты, рисунки, «вечные» покрывала для дивана, шахматы, пленки со справочниками, аппаратуру связи — хлам, хлам, хлам… Абсолютно ничего стоящего. Да вдобавок далеко не все удалось запихать в носача. Сколько вещей придется выбросить или отдать кому‑нибудь…

«Лучше испортить, — мрачно подумал он. — Идея делиться имуществом с кем бы то ни было мне не нравится категорически. Сожгу дотла, но не отдам. Даже все это яркое, пестрое тряпье, которое Мэри натащила в дом, как сойка тащит в гнездо блестящий мусор».

«Сложу в сторонке ее барахло, — решил он, — а свои вещи возьму на борт. Это ее вина. Не осталась ведь, не помогла. Тем хуже для нее».

И вдруг, прижимая к груди ворох одежды, он увидел в вечернем сумраке приближающийся силуэт.

Кто бы это мог быть? Сет напряг зрение.

Не Мэри. Мужчина. Или кто‑то очень похожий на мужчину. В просторном одеянии, с длинными кудрями, спадающими на смуглые рельефные плечи. Сету Морли стало страшно. «Ходящий–по-Земле, — сообразил он. — Явился, чтобы меня остановить».

Дрожа, он положил одежду на бетон. Проснулась совесть и вонзила в него зубы; на сердце навалилась совокупная тяжесть всех дурных поступков. Сколько месяцев или даже лет назад он видел в последний раз Ходящего–по–Земле? За это время накопилось невыносимое бремя грехов. Их отпечаток останется на душе до тех пор, пока его не сотрет Заступник.