Александр Шалимов - Ночь у мазара Страница 4

— Все-таки поедешь, начальник, не боишься маленький шайтан? — сказал Шоды.

— Нет, не боюсь. Ни маленьких шайтанов не боюсь, ни больших. В горах надо бояться не шайтанов, а плохих людей. Знаешь, как туркмены говорят? «Знакомый дьявол лучше незнакомого человека». Я уверен, Шоды, ты тоже не боишься «шайтанов».

Шоды не ответил, видимо не желая кривить душой.

Меня осенила догадка.

— Так, Иван и Петр знают об этих сказках и потому боятся ехать к верховьям?

— Иван знает, — хмуро пробормотал Шоды.

— Слушай, Шоды, по-твоему на Бель-Даре эти самые «шайтаны» покусали лошадей?

— Да.

— А почему ты тогда ничего не сказал?

— Я боялся...

— Кого?

— Маленький шайтан.

— Хорошо. Ну, а когда уехали с Бель-Дары, почему не сказал?

Шоды подумал и ответил серьезно:

— Нет такой закон — говорить чужой человек про «снеговой шайтан». Совсем плохо будет. Нельзя говорить.

— Но сейчас-то ты мне рассказал об этом!

Шоды хитро посмотрел на меня.

— Я тебя давно знаю, начальник. Ты теперь в горах свой человек. Ты другой человек не скажешь. Все хорошо будет. Ты мне веришь. На Кафандар не пойдешь. Один боишься. Другой человек никто не пойдет. Иван не пойдет, Петр не пойдет. Все хорошо будет!

— Пойми, Шоды, я должен пойти на Кафандар. Я думаю, что и ты пойдешь со мной. Ты самый умный и самый опытный рабочий. Не будем же мы с тобой срывать работу из-за глупых сказок.

— Э, начальник, — с досадой сказал Шоды, — моя шесть баранчук есть. Чего будет, если я пропал?...

— Не пропадешь! Съездим на Кафандар, вернемся, да еще смеяться будем над Петром и Иваном, что они испугались.

— Слушай, начальник, я — хороший рабочий?

— Хороший; пока был очень хороший, — ответил я, несколько удивленный таким поворотом разговора.

— Я чего плохо делал?

— Ничего плохо не делал.

— Я всегда хорошо делал, — решительно сказал Шоды. — Очень хорошо делал. Кафандар я не пойду.

— Нехорошо говоришь, Шоды. На Кафандар надо ехать обязательно: камни хорошие искать, карту составлять, смотреть, что там есть...

— Там ничего нет, начальник. Кафандар очень плохо. Ты много работал, очень много. Смотри, — Шоды указал на закрашенную часть карты. — Кафандар совсем мало, вот, — и он коснулся пальцем незакрашенного пятна в верховьях реки. — Немного не кончай — ничего. Другой человек, другой год кончай.

Я почувствовал, что обычная сдержанность начинает изменять мне.

— Слушай, Шоды, — сказал я возможно спокойнее, — я поеду на Кафандар, поеду даже один, если вы все так боитесь.

— Я ничего не боюсь, — сухо сказал Шоды. — Один снеговой шайтан боюсь. Не надо ехать, начальник, пожалуйста, не надо. Лошадь пропадет, как Бель-Дара. И ты совсем пропадешь.

Я махнул рукой.

— Чабан очень обижайся будет. Козлик, баран продавать не будет...

Я молчал.

— Слушай, начальник, сколько твоя баранчук есть?

— Двенадцать, — ответил я со злостью.

Шоды, видимо, удивился, что у меня столько детей, но тем не менее серьезно сказал:

— Твой баранчук, твой жена очень плохо будет. Ты пропадешь на Кафандар...

Исчерпав на этом все доводы, Шоды принялся «накрывать на стол» — расставлять на большом брезенте миски, раскладывать ложки и хлеб.

Товарищи возвратились из маршрута усталые, но довольные. Скарновая[5] зона, встреченная вчера на склоне Хозер-Мечского хребта, оказывается, тянулась к северу и уходила на перевал, ведущий к верховьям Кафандара. Теперь поездка в верховья долины становилась особенно важной.

В образцах руд, принесенных со скарновой зоны, маслянисто поблескивал минерал, напоминавший шеелит[6]. Может быть, мы стояли на пороге открытия вольфрамового месторождения?

Шоды пришлось несколько раз повторять приглашение «к столу». За обедом выяснилось, что теперь, когда появилась надежда найти вольфрам в верховьях Кафандара, все, даже Петр, хотят идти туда. Однако я решил не менять первоначального плана и поехать сначала налегке, а позднее, если будет нужно, перенести наверх весь лагерь.

Ядро партии должно было остаться здесь, детально изучить рудную зону на южном склоне хребта, расчистить предполагаемые рудные жилы. Расчистки мог произвести только Петр; значит, он должен остаться. Ехать со мной предстояло Ивану или Шоды. Шоды явно уклонялся от неприятного разговора и поспешно отправился к ручью мыть посуду. Иван, которому я снова предложил ехать со мной, некоторое время сосредоточенно молчал, закусив губы и устремив глаза на далекий перевал. Потом решительно сказал:

— Эх, была не была, едем, начальник. Ну уж, чур, уговор: найдем вольфрам — давай премию.

— Обязательно, Иван.

Я облегченно вздохнул.

Последний вечер перед отъездом прошел чудесно. Говорили о найденных рудах. Кирилл Ильин — старший коллектор партии, которому принадлежала честь сегодняшней находки скарнов, уверял, что мы стоим на пороге открытия грандиозного месторождения.

— Месторождения Малакки — щенки перед Кафандаром! — твердил он, размахивая руками. — Представьте себе эти места через несколько лет. Рельсы электрической дороги убегают вверх по долине. Вон там, у входа в каньон, они скрываются в тоннеле. На Хозер-Мечский перевал вздымается линия фуникулера. Здесь, на месте нашего лагеря, большая железнодорожная станция. Мраморный перрон, электричество... ресторан с шампанским. Окрестные горы залиты ярким электрическим светом, звезд не видно...

— Какая гадость! — заметила Таня, наш коллектор, страстная поклонница всего романтического в работе геологов.

— Не перебивай! Маститый среднеазиатский геолог Кирилл Сергеевич Ильин приезжает на открытое им в молодости месторождение. Он выходит из вагона. К нему подбегают усатые носильщики, подхватывают чемоданы...

— Неужели ты, когда станешь профессором, тоже будешь возить с собой уйму ненужных вещей? — съехидничала Таня.

— Прошу не перебивать! На чем мы остановились? Ах да, на чемоданах... За вокзалом ждет такси. Через несколько минут мы подъезжаем к управлению рудника — семиэтажному зданию из стекла и стали, выстроенному вон на той террасе, где пасутся бараны.

— Ну и что хорошего? — снова вмешалась Таня. — За всем этим не стоило ехать в Среднюю Азию.

— Гнилая романтика! — отпарировал Кирилл. — Ее поклонники вымрут, подобно ихтиозаврам. Ты зачем пошла в Горный институт? Чтобы любоваться солнечным закатом В горах? Ради вечеров у костра? Или, может, для того, чтобы сфотографировать барса, когда он станет грозить тебе лапой? Нет, скажи, разве тебе не хотелось бы работать на руднике, который со временем построят на нашем месторождении? Жить в новом городе, выросшем на твоих глазах? Разъезжать в машине по асфальтовому шоссе там, где вчера ты карабкалась, держась за хвост ишака?...