Иван Беляев - Галобионты Страница 4

Чтобы не запачкать обшлага рукавов, Дзержинец обернул их двумя носовыми платками (он никогда не носил с собой меньше двух носовых платков), так был человеком весьма предусмотрительным. И поступил очень даже правильно, так как в сейфе скопилось неимоверное количество пыли. Просматривая одиннадцатую по счету папку, он уже начал спрашивать себя, не пора ли ему бросить это неблагодарное и, скорее всего, дурацкое занятие?

В папках были собраны документы, касавшиеся всевозможных фантастических или лучше сказать бредовых проектов, предлагаемых разными непризнанными гениями из всех областей. К примеру, в первой подшивке Дзержинец наткнулся на выкладки одного доморощенного изобретателя, уверявшего, что при соответствующем финансировании, сопоставимым с субсидированием тогдашней системы здравоохранения, он сможет произвести вечный двигатель. Прилагалось даже несколько схем.

Следующая папка посвящалась изобретению устройства, позволяющего преодолеть силу земного притяжения. В третьей были собраны материалы о телепортационной камере.

Все это напоминало изыски писателей-фантастов, причем, довольно бездарных писателей. Кроме проектов в каждой папке обязательно наличествовали документы, посвященные автором супербезумных проектов. В большинстве своем это были люди, не занимающиеся этим в специализированных местах: научно-исследовательских институтах или, на худой конец, в лабораториях промышленных предприятий. Они творили в гаражах, сараях, либо попросту в собственных многострадальных квартирах.

А на заметку их брали после того, как они начинали говорить о своих изысканиях достаточно громко для того, чтобы ими заинтересовались иностранные спецслужбы. Быстренько проверив и убедившись, что все это совершеннейшая чепуха, «изобретателей» оставляли в покое, а сведения о них собирали в этот самый сейф.

Не имея обыкновения останавливаться на полпути, Дзержинец добросовестно просматривал одну за другой папки, аккуратно составляя их быстро растущую стопку. Он не предполагал, что на это занятие уйдет так много времени, а ему еще нужно было попасть в архив. За стеной в коридоре послышались чьи-то торопливые шаги. Дзержинец замер. Приподняв дверцу сейфа, чтобы она не заскрипела, он очень медленно и осторожно закрыл его и зашел за стоявший рядом несгораемый шкаф. Эта предосторожность оказалась лишней – в кабинет так никто и не вошел. Но Дзержинец не спешил выходить из своего укрытия – открыв предпоследнюю, одну из самых пухлых папок, он полностью погрузился в чтение.

В папке была собрана информация, касавшаяся некоего ученого-генетика, занимавшегося сращиванием клеток различных живых организмов. Термин «трансгенные животные» ничего не сказал Дзержинцу, но тем не менее, ознакомляясь с материалами, он, тогда еще молодой лейтенант, почувствовал, как у него засосало под ложечкой от предчувствия стоящей находки.

Эти документы отличались от всех просмотренных ранее тем, что здесь автор изобретения не предлагал свои услуги ни правительству, ни человечеству. Он-то как раз и не торопился докладывать о результатах своих разработок в области генной инженерии и молекулярной биологии. Зато Антоном Николаевичем Степановым – так звали исследователя – занялся некий резидент. К материалам прилагалось несколько фотографий, сделанных в ресторане. Дзержинец внимательно рассматривал Степанова, очкарика лет тридцати пяти с глубокими залысинами и оттопыренными ушами. В этом неказистом с виду человеке присутствовало нечто такое, благодаря чему Дзержинец вполне мог бы поверить, что видит гения. Напряженный взгляд водянистых круглых глаз, вертикальная морщинка на лбу, тонкие сжатые губы… В чертах этого бесцветного лица ощущалась глубокая мысль, недоступная пониманию обычного человека.

Чем дольше читал Дзержинец, тем сильнее его охватывало волнение. Особенно его впечатлила информация о том, что Степанов занимается преимущественно водными, а конкретно, морскими обитателями. Сам Дзержинец некоторое время пробыл в дельфинарии одного южного курортного города. Его очень интересовали исследования в этой области, и он вполне серьезно относился к возможности привлечения дельфинов к каким-либо ответственным военным операциям. Последняя докладная записка гласила, что Степанов в данный момент работает в лаборатории НИИ Биологии в Москве.

Дзержинец аккуратно положил папку на место, просмотрел для полного душевного спокойствия последнюю папку с материалами о размножении бактерий в вакууме, после чего запер сейф и осторожно вышел из кабинета.

Две недели он прорабатывал свой план, изучал все, касавшееся Степанова. Получилась папка, втрое превышающая объемом найденную в четыреста тридцать девятом кабинете. И только после этого Дзержинец заговорил об ученом со своим непосредственным начальником.

Нельзя сказать, что шеф воспринял инициативу своего ретивого подчиненного с большим восторгом. Скорее наоборот, он долго и слышать не хотел ни о каком Степанове. Однако, Дзержинец не относился к тем, кто отступается от задуманного, натолкнувшись на первое же препятствие. Без преувеличения можно сказать, что Дзержинцу пришлось совершить подвиг, сравнимый с подвигами Геракла или Самсона. Но как бы там ни было, он своего добился. Именно ему, хотя и негласно, принадлежала заслуга создания секретной лаборатории при том самом дельфинарии, в котором Дзержинцу когда-то довелось побывать.

Первые годы Дзержинец тщательно курировал деятельность своего подопечного. Начальник тоже живо интересовался исследованиями биолога. Но потом пришла первая волна смутных времен, именуемая в Новейшей истории Перестройкой. И всем стало все равно, что где творится. Главная проблема сузилась до самых мелких масштабов: удержаться на насиженном месте. Это удалось далеко не всем. Кстати, шеф Дзержинца слетел одним из первых. Сам он благополучно сумел дослужиться сначала до капитана, потом – до майора, а в 1990-м году ему присвоили звание подполковника.

Он не сомневался, что переживет вторую, и самую большую волну, смутных времен так же успешно, как и первую – у него не было для этого никаких оснований. Напротив, Дзержинец был уверен в себе на все сто процентов. Он знал, что сможет добиться очень многого и уверенно шел к своей цели, преспокойно наблюдая за теми, кто, идя с ним бок о бок, срывался вниз и бесследно исчезал где-то вдалеке, моментально вылетая из памяти своих бывших коллег.

Дзержинец не сомневался также, что совершает единственно правильный поступок. Впоследствии, по прошествии многих бурных лет, ему не раз доводилось утверждаться в верности своего поступка.