Генри Олди - Дорога Страница 4

Не чувствовали мы их. Самым страшным наказанием для манежного бойца была схватка с Пустотником. Я ни разу не видел ничего подобного, да и никто из нас не видел, не пускали туда ни бесов, ни зрителей, но зато я видел бесов, сошедших после этого с ума. Буйных увозили, сомнамбул увозили тоже, а тихим позволяли жить при казармах. Комнату не отбирали даже... Вроде пенсии.

Они и жили. И бес, задумавший неположенное, глядел на слоняющееся по двору бессмертное безумие, вечность с лицом придурка, затем бес чесал в затылке и шел к себе. Уж лучше рудники...

Я внимательно пролистал ближайшее прошлое. Вроде бы никаких особых грехов за мной не числилось, приступов тоже давненько не случалось... Тогда в чем дело? И почему надо лично приходить, когда достаточно вызвать через Претора, или и того хуже - через канцелярию Порченых... Не договаривал чего-то Харон, ох, не договаривал! То ли меня жалел, то ли сам не уверен был...

Я отпил вина и прижался к кружке щекой.

- Не занято?

Я и не заметил, как она подошла. Пожилая высокая женщина, даже весьма пожилая, одета скромно, но дорого, есть такой стиль; осанка уверенная, только не к месту такая осанка, в "Огурце"-то...

- Свободно, - сказал я без особой вежливости. - И вон там свободно, и там... Почти все столы пустые. Так что рекомендую.

- Благодарю, - она, не сморгнув, непринужденно уселась напротив и потянулась за кувшином. За моим кувшином, между прочим... Широкий рукав льняного гиматия сполз до локтя, и я заметил литое бронзовое запястье с незнакомым узором. Кормилица чья-то, что ли, до сих пор оставшаяся в фаворе? Варварский узор, дикий, не городской...

- Хорошее вино, - сообщил я. - Дорогое. Очень вкусное, но очень дорогое. Если не верите, спросите у пахаря. Крайний стол у двери. Кстати, у них свободны два табурета.

- Отличное вино, - подтвердила она с еле заметным акцентом, и слой белил на сухом остром лице дрогнул, придавая женщине сходство с площадным жонглером. - Только эти невоспитанные селяне предпочитают недобродившую кислятину. А я в последнее время люблю сладкое.

Игривость тона вступала в противоречие с возрастом. Я промолчал, разглядывая сучки на столешнице, и внутренне прислушался. Что ж ты хочешь от меня, неискренняя гостья? Чего ты так сильно хочешь от меня, что зябко кутаешься в притворство и болтовню, и все равно я слышу легкий аромат опаски пополам с настороженностью...

- Я тоже, - ответил я. - Я тоже в последнее время предпочитаю сладкое. Последние двести семь лет, старая женщина, я всегда предпочитаю сладкое.

Я пристально посмотрел на нее, ожидая дрожи насурьмленных век, брезгливости жирно намазанного рта, отстраняющего жеста высохшей руки... Стоп, бес, неужели ты начал завидовать приметам времени?.. Не надо, не тот случай... Люди не любят себе подобных, а уж подонок-бес наверняка не вызывает особых симпатий. Мы хороши на арене, и в сказках... Сколько легенд доводилось мне слышать о ночных похождениях нашей касты, и губы бесов щедро пачкались чужой кровью, и выли изнасилованные красавицы, а на заднем плане обычно изображался черный Пустотник - внимал, ухмылялся и ждал...

Чего ждал? Конца сказки?

Впервые понял я, что людская молва объединяет нас в одной упряжке - и это покоробило меня. Интересно, я смогу сегодня расслабиться?..

- Сможете, - заявила ненормальная старуха и залилась смехом. Чужим каким-то смехом. Краденым.

- Вы говорили вслух, - поспешно добавила она, подливая мне в кружку. - Это у вас часто?

Вопрос прозвучал на удивление серьезно.

- Нет. Это я готовился к нашей встрече.

- Ладно. Допустим... Пойдемте со мной. У меня есть место, куда я вас отведу, и дело, на которое вы могли бы согласиться.

Она поднялась и тут же отлетела прямо ко мне на колени. Оказывается, ругань за соседним столом успела перерасти в такую же унылую потасовку, и выпавший из свалки пахарь сшиб с ног мою работодательницу.

Я тщательно прицелился и пнул невежу в объемистую округлость, выпиравшую у него сзади. Он крякнул, вернулся вперед головой в лоно драки, но через мгновение уже несся ко мне, набычившись и извлекая из-за пазухи самодельный нож.

- Ах ты... - проревел взбешенный пахарь и осекся, тщетно подыскивая нужное слово. - Ты и твоя... да я тебя...

Нет, слов ему положительно не хватало.

- Ты меня, - подбодрил я пахаря, - ты меня и ее, и вообще всех нас... Дай сюда ножик.

Как ни странно, он повиновался. Я взял нож, передвинул с колен на лавку притихшую женщину и положил ладонь на стол. Потом примерился и поднял клинок, держа нож в правой руке.

- Ты меня вот так, - сказал я, с хрустом отхватывая левый мизинец. И еще вот так...

Указательный палец свалился на пол.

- А потом..

А потом наступил момент Иллюзии. Я только успел заметить, как стекленеют и расплываются обрубки: один - на столе, другой - на полу. Я перекинул нож в левую руку, крепко сжал лезвие всеми пятью положенными пальцами, сжал так, что проступила кровь - и вернул нож окаменевшему владельцу.

- Все? - поинтересовался я. - Иди воюй дальше...

До определенных пределов мы ощущали боль так же, как и все. Но с какого-то невидимого рубежа боль превращалась в цвета и звуки. Например, отрубленную голову я воспринимал, как ярко-кобальтовую вспышку под гул накатывающегося прибоя; вспоротый живот - огненный закат, растворяющийся в истошном собачьем лае; ожог - зелень лавра, доходящая до дрожи, и...

И сразу же, не давая осознать, вглядеться, вслушаться - момент Иллюзии. Из-за него я частенько чувствовал себя ненастоящим. Что-то отсутствовало во мне, некая основополагающая часть, и временами это доводило меня до исступления.

Я хотел Права. Права на смерть. Или хотя бы на боль.

- Пошли, - негромко сказала женщина, и я послушно потянулся за ней из винной духоты таверны "Малосольный огурец". Девица на вывеске долго смотрела мне вслед, и, сворачивая за угол, я помахал ей рукой.

5

Недалеко отсюда, всего в четырех кварталах, ланиста Харон сцепил руки за спиной, чтобы скрыть предательскую дрожь.

- Его нет, - сказал ланиста Харон, откашлявшись. - Ушел в город.

И снова откашлялся.

- Ушел в город, - бесцветно повторил стоящий перед Хароном тощий человек, плотнее запахивая свой синий блестящий плащ. - Хорошо. Передайте ему, что я зайду позже.

- А вы не ошиблись? - поинтересовался ланиста чрезмерно спокойным голосом. - Мало ли что...

- Нет, - синий плащ зашелестел в подкравшемся любопытном ветре.

- Нет. Как его зовут? Марцелл? Нет, я не ошибся.

ПРИЛОЖЕНИЕ I

(Кодекс Веры, глава о Праве)

II. 12. Право на смерть является неотъемлемым правом всякого свободного гражданина, независимо от расы, пола и личных культовых отправлений, и обеспечивается самим существованием государства и его институтов власти.