Александр Житинский - Полдень, XXI век, 2009 № 02 Страница 4

— И вам совершенно наплевать на то, что работники здравоохранения мучаются, можно сказать болеют от отсутствия внимания и ласки? — хихикнула Вика. — В общем, я позвонила тебе сказать, что совершенно случайно нашла рабочую тетрадь Ильи Николаевича. Или она тебе уже не нужна? Вы нашли, кто его убил?

— Что ты, Вика, конечно же, нужна, — сказал Примус. — Уже лечу. Клянусь, брошу все, только в магазин заеду.

— Бери полусладкое, — сказала Вика. — И конфеты, лучше в коробке, я развесные не люблю. Слушай, мент, может, раскошелишься на «Рафаэлло»?

Он положил трубку и возвратился в кабинет начальника.

— Из больницы звонили, — сообщил он. — Там рабочую тетрадь Медника нашли, может, есть что-то интересное. Я гоняю, шеф?

— Давай, — согласился Нечаев.

Он уже заметил, что хорошие новости, как и неприятности, никогда не приходят поодиночке. Если уж начало везти, то колесо фортуны раскручивается до полного оборота.

— Иваныч, я машину возьму? — спросил Примус.

— Хорошо, только скажи Славке, чтобы на связи был.

— Понял! — обрадовался Примус и, чтобы совсем уж поймать за хвост неуловимую птицу удачи, жарко попросил: — Иваныч, стольник не займешь? Девочек поблагодарить надо!

— Наглец, — сказал Нечаев, доставая из удостоверения деньги. — больше бутылки сухача не покупай, твоим девочкам еще работать до вечера. Да и тебе тоже.

Евграфов уехал, а Сергей Иванович Нечаев посидел еще немного над делом, рассеянно полистал страницы этого дела, размышляя о перспективах дальнейшей работы по нему.

Что они имели?

Убили ученого, который работал над проблемами повышения рождаемости и модифицированием человека. А что такое модификация? Изменение его привычных качеств и привнесение новых, прежнему типу не принадлежавших. Уже за это могли запросто убить, чтоб не изгалялся над божественной природой человека. Ну, это к слову… Значит, работает себе мужик, полон идей, но тут у него случается конфликт с руководством института, он бросает все и идет в больницу. С начальством больницы у него отношения нормальные, друзья они с главврачом, вместе когда-то учились, поэтому в больнице Медник чувствует себя свободно и продолжает заниматься исследованиями, причем выходит на уровень, когда начинает мечтать о каких-то всемогущих ангелах, которые станут его надежными помощниками. Надо полагать, что это он так своих модификантов называет. За это тоже могли убить. Например, за то, что эксперименты провел, не согласовав это с подопытными кроликами, а может, кто-то серьезно опасался конечных результатов этих экспериментов. В конце концов, это и случилось — труп Медника явился веским тому подтверждением. Перед смертью его кто-то явно пытался разговорить, делая инъекции соответствующих препаратов. Трудно сказать, добились ли убийцы от доктора каких-нибудь сведений, но сразу за убийством они взламывают кабинет доктора в больнице, переворачивают там все и уходят, прихватив шесть историй болезней. Спрашивается, зачем им это нужно? Получается, что подопытными объектами Медника были именно эти шесть женщин или кто-то из них. А что за эксперимент он проводил? Вводил измененную на генном уровне сперму, чтобы получить своих модификантов? Тогда родственники подопытных или сами подопытные не имеют к убийству отношения. Про себя они сами знали, а остальное их не должно было волновать. Да и про себя что они знали? Забеременели, беременность развивается успешно… А успешно ли? Надо Примусу сказать… тьфу ты, дал же Бог человеку кличку… Евграфову надо сказать, чтобы он съездил в поликлиники, где состоят на учете эти женщины, и выяснил, как протекает беременность. Хотя вряд ли ему что-то расскажут, сошлются на врачебную тайну. И чревата такая любознательность — мужья у них не рядовые. Ладно, пока оставим это направление. А что у нас есть? А есть у нас символ Сферических Мистерий, который после смерти Медника побывал в руках мелкого жулика по фамилии Теркин, который обожал конкретику и наличность, а потому сдал яйцо со змеей в антикварный, по счастливой случайности тот самый, где Медник скульптурку приобрел. Правда, непонятно, как этот предмет оказался у Теркина, и выяснить это можно лишь одним путем — взять его за тощую задницу, напугать хорошенько и вытряхнуть все, что он знает. В запасе еще есть эпидерма, которую эксперт нашел под ногтями убитого. Но сейчас она бесполезна и свою роль сыграет, если появится у нас конкретный подозреваемый.

Не нравилось Нечаеву происходящее, какая-то глупая и необязательная фантастика путала все расследование. Модификанты эти… Ангелы, понимаешь, Медника… Он повторил эти слова вслух. Звучало.

Где-то около шести часов вечера позвонил незнакомый мужчина.

— Здравствуйте! Мне нужен оперуполномоченный Евграфов. Вообще-то он мне давал два телефона, но первый, к сожалению, не отвечает.

— У вас к нему дело? — спросил Нечаев. — Я его начальник.

— Вот и хорошо, — сказал мужчина. Голос у него был слабый и дребезжащий, словно у старика. — А меня зовут Матвеем Ипполитовичем, я работаю в антикварном магазине на Пражской. Вам это что-то говорит?

— Разумеется, Матвей Ипполитович, — оживился Нечаев. — Вы хотели что-то передать Евграфову? Можете сказать мне, я обязательно передам.

— Уж пожалуйста, — согласился старик. — Не знаю, насколько это будет интересно ему и поможет ли в расследовании этого ужасного убийства, но я, знаете ли, вспомнил еще одну деталь из нашей беседы с этим самым Ильей. Вы понимаете, о ком идет речь?

— Да, да, я слушаю вас, — поторопился ответить Нечаев.

— Так вот, еще он очень интересовался, из каких… э-э-э… сосудов пили в начале первого века.

— И что же?

— У меня была прекрасная книга Германа Вейсса «История цивилизации». Прекрасное английское издание конца девятнадцатого века, с массой качественных иллюстраций. Знаете, мы недурственно провели время, рассматривая и обсуждая их. И мне казалось, что этот Илья очень хочет меня еще о чем-то спросить. Но он так и не решился.

— И все? — несколько разочарованно поинтересовался Нечаев.

— Мне кажется, его интересовал какой-то определенный сосуд, — уже сухо сказал антиквар. — И, кажется, из иллюстраций он вынес какое-то представление о нем.

— Теркин, ты меня достал, — утомленно сказал Примус.

Подумал немного и пригрозил:

— Дождешься, посажу тебя в камеру к пидорам, пусть они, как в старину выражались, твой афедрон обнюхивают! Смотри, ведь опустят по полной программе. Будешь потом улик пчелиный на заднице от знакомых прятать!