Михаил Грешнов - Волшебный колодец (сборник) Страница 4

— Как ты туда попал? — повторил Петр Петрович.

Мальчишка побегал глазами туда-сюда, высунулся по плечи:

— Я думал, это скоро…

С момента спуска земера в шахту прошло четыре часа.

— Как твое имя? — спросил Петр Петрович. Что же ему еще было спрашивать.

— Павка…

— Чей?

— Яковлев.

— Сын прораба, Петра Михайловича? — Дарин остановил земер, мальчишка по инерции качнулся вперед.

— Угу… — сказал он.

— Я вот сейчас позову отца, — пригрозил Дарин.

Видимо, перспектива для мальчишки складывалась неважная: даже на глубине трех километров пацан при упоминании об отце ощутил беспокойство. Глазенки его опять забегали.

— Дяденька… — попросил он.

Возле экрана собиралась толпа. Шок от неожиданной встречи прошел. Начались комментарии:

— Всыпать бы ему, конопатому!

— Ну и сорванцы! От них нигде нет, покоя…

— Один вчера испытывал модель робота-водолаза. Все лампы в купальном бассейне сжег!

Из кабины главного пульта вышел Дарин. Мы обступили его.

— Шатров, — сказал он, — хотите спуститься со мной на аварийном земере?

Спасательная экспедиция закончилась в двенадцатом часу ночи. Техник Урбанцев за халатное отношение при подготовке ВЧЗ к спуску получил строгий выговор. Павка из всей передряги вынес два-три синяка и был бы совсем счастливым, если б не наказание, которое с глазу на глаз мог устроить ему отец. Но Павка надеялся выдержать и это: рискованные предприятия требуют жертв…

Больше всех в этой истории выиграл я. Ближе узнал руки и душу Дарина. Все время он вел АЗ-4 на максимальной скорости, не выпуская штурвала, — мальчишка мог погибнуть от перегрева. А душу… Ведь не обязательно было вести машину главному инженеру! Дарин мог заставить того же Урбанцева. Но он повел сам. «Только бы нам успеть, Шатров…» — говорил он.

А мальчишка, — ты бы взглянула, — конопатый, рыжий, под ногтями черно… Дарин гладил его по щеке своими умными, сильными, чуткими, как у музыканта, руками. «Так-то, Яковлев, — успокаивал он мальчонку. — Путешествовать к центру Земли не просто…» Только на поверхности пригрозил:

— Сунься, попробуй, к земеру еще раз.

Июнь. 1. Когда снаряды вышли в назначенный пункт и последний земер вырвался из туннеля, вода ударила в дно цилиндра с такой силой, что сейсмографы Мурманска и Свердловска зарегистрировали толчок в четыре балла.

На экранах возник морской берег.

Кто-то сказал:

— Парад земеров…

Сначала в море появилось пятнышко, оно росло, как волна, и вот до берега еще километров пять, а над морем — громадный белый султан. Земеры на поверхности, фрезы убраны, снаряды идут на червячном ходу, ввинчиваясь в воду, и разбрасывают ее с такой яростью, что она взметается парусом на добрые тридцать метров.

— Силища!

— И это — на сниженных оборотах! Что же они вытворяют в земле, мамочка-мама!..

Снаряды подошли к берегу, сбавили ход, полезли один за другим на отмель. Отшлифованные в глубинах, вымытые в море, — выползали, как мастодонты, и без остановки двинулись к городу.

— Разнесут… — продолжали переговариваться операторы у экранов.

— Дай волю — не оставят и камня!

Дарин остановил их в ста метрах от ситалловой стенки. Коротко приказал: стоп!

Июль. 2. Не писал о наших делах целый месяц. Сказать откровенно — боялся. Как все. Словно где-то была ошибка, неверный расчет — в наши-то дни!.. Жили одним желанием: воды. И вода пришла с точностью до одного часа. Приборы отсигналили: есть!

И тогда ожили, засветились корпуса вокруг агатового колодца. Всех их девяносто два — по числу элементов менделеевской таблицы: матово-светлые для водорода и гелия, голубые для лития и бериллия, фиолетовые для калия, титана, ванадия, зеленоватый для меди и такдо рубиново-красного для урана. Анализ показал, что все элементы налицо. Чего же еще желать? Завтра вода пойдет по цехам, через электрические к магнитные поля, катализаторы, иониты — будет переходить из цеха в цех, возвращаться дважды и трижды, отдавая все до последней крупицы…

Июль. 19. Что я думаю делать дальше? Этот вопрос мне задал и Петр Петрович. Два дня назад в Доме Искусств я слушал Бетховена и симфонию «Звездную» Виры Вирцановой, — ты же все время пишешь, чтода лыжных прогулок мне не мешало бы заняться музыкальным образованием…

В антракте меня увидел Дарин:

— Как чувствуете себя, Шатров?

— Хорошо, — сказал я и зачем-то прибавил: — Нормально.

— А ведь вы рисковали… — Дарин, наверно, вспомнил шестидесятиградусную жару в АЗ-4, когда шли на всех четырех моторах, что инструкцией строжайше запрещено. Но ведь спасти надо было ребенка.

— Не я один рисковал, Петр Петрович, вы — тоже.

— Конечно, — улыбнулся он, кивнув головой.

— Вот видите! — сказал я.

— Что же вы думаете делать дальше? — спросил Петр Петрович.

От этого разговора, видимо, будет зависеть мое дальнейшее. Формируется отряд для изучения Кара-Кумского подземного моря. Выйдут новые земеры, способные принять на борт несколько человек. Кажется, Дарин имеет к этому прямое отношение.

А пока буду ждать тебя. С августа иду в отпуск, в октябре отпуск твой. Успеем съездить и на Кавказ, на лабинский зеленый берег.

Жду…

Этим заканчивается последнее письмо Шатрова. Возможно, я еще напишу о нем, только не знаю — когда. Если кто из читателей захочет узнать о его судьбе побыстрее, пусть сам напишет его подруге. Адрес я дам: Двадцать первый век, Москва, 770, МИЭПСС — Министерство Исследования и Эксплуатации Планет Солнечной Системы, — Ольге Быстровой.

Думаю, что ответ не задержится.

ДОРОГОСТОЯЩИЙ ОПЫТ

— Итак, вы согласны, Гарри! — Профессор Баттли говорил выспренне, даже торжественно, как на ученом совете, хотя в комнате было всего три человека. — Вы предоставляете себя в наше распоряжение и получаете при завершении опыта через Оклендский банк пятьдесят тысяч долларов. Вы согласны на эксперимент добровольно.

Гарри, за весь разговор не поднявший глаз от стиснутых рук, сделал попытку взглянуть на профессора:

— Добровольно, — подтвердил он.

— Но… вы понимаете?

— Понимаю, сэр. Это опасно.

— Я тоже знаю, что это опасно. Поэтому мы оплачиваем риск кругленькой суммой.

— Да, — кивнул утвердительно Гарри.

— И требуем выполнения нашей программы полностью.

— Я выполню ее, сэр.

Третий участник беседы, Глен Эмин, молчал. По его бледному лицу трудно было судить, одобряет он разговор или нет. Только пальцы, барабанившие по канцелярской папке с бумагами, выдавали его волнение. Это он привел Гарри Пальмана, бывшего друга по колледжу, в кабинет профессора Баттли, где и начался разговор на не совсем обычную тему. Предложение Гарри oт имени профессора тоже было сделано Гленом. Гарри дал согласие сразу, как только услышал о сумме в пятьдесят тысяч долларов. Сейчас разговор шел о контракте. Вернее, пришел к концу: профессор ждал от Гарри последнего слова.