Иэн Бэнкс - Безатказнае арудие Страница 4

День выдался умеренно спокойный, и облачка желтоватого дыма и ярко-белого пара, плавающие над искалеченными останками прежнего ландшафта, обеспечивали маскировку для медленного до боли конвоя, пусть при этом они время от времени и не давали видеть оставшийся позади замок во всем его величии.

Сессин оглянулся, бросил взгляд на эту висячую долину – захороненный вулкан образовал в структуре крепости слабое место. Куртины волнистой линией проходили по местности, теряясь в синеватой дали за подернутыми дымкой лесом, озерами и парками наружного двора замка. Еще дальше можно было разглядеть лишь самые неясные очертания холмов и долин тех областей, что составляли Экстремадур.

Сессин подумал, что там, вероятно, тепло: он представил себе запахи летнего пастбища и леса, ощущение воды из бассейна на коже. Здесь же, хотя линия снегов и находилась на целый километр выше, воздух был прохладным, если только его не разогревал гниловатый запах полуспящего вулкана. Сессина, невзирая на все его меха и доспехи, пробрала дрожь.

Он улыбнулся, оглядываясь вокруг. Чтобы попасть сюда, в этот студеный ад, рискнуть своей последней жизнью, выполняя задание, смысл которого он даже не понимал до конца, ему пришлось прибегнуть к долгим и утомительным закулисным маневрам, к чему он обычно относился крайне неодобрительно. Может, я в глубине души мазохист, подумал он. Возможно, эта его склонность на протяжении последних семи жизней пребывала в скрытом (он окинул взглядом вздыбленную землю, по которой они двигались) – спящем – состоянии. Эта мысль позабавила его. Он продолжал обозревать панораму, открывающуюся перед ним на краткие мгновения между летящими облаками.

На одном из окончаний огромной буквы «С» в стороне от замка стояла огромная одиночная почти цельная башня бастиона пятикилометровой высоты, тень от нее шириной в целый километр лежала на развороченной земле перед конвоем. Стены вокруг башни обрушились и с одной стороны исчезли полностью, а с другой являли собой гряду обломков высотой всего в каких-нибудь пять сотен метров. Сочная бабилия, не встречавшаяся нигде, кроме крепости, а здесь росшая повсюду, покрывала все, даже самые ровные вертикальные поверхности густыми висячими зарослями – зеленоватыми, ярко-синими и бледноватыми ржаво-оранжевыми. Этого живучего растения не было видно только вблизи трещин и пробоин в стене, сквозь которые пар извергался особенно активно.

На вершине рваной гряды росли деревья, а сама гряда неровными зубцами опоясывала огромную чашу Комнаты Вулкана, дно которой постепенно поднималось все выше и выше, достигало уровня деревьев, а потом – прямо перед конвоем – переходило в нетронутые стены крепости Серефа, которые (в одних зияли огромные окна и фонари, другие были глухими, третьи – отполированными, четвертые шероховатыми настолько, что их припорашивал снег или покрывали побеги высокогорной сине-зеленой бабилии), пронзая облака, уходили в небеса.

Сессин теперь смотрел вверх, почти задрав голову. Он пытался разглядеть верхушку главной крепостной башни, самой могучей из всех могучих башен Серефы, которая в одиночестве возвышалась над всеми остальными, уходя в разряженную атмосферу, чуть ли не в космос, на двадцать пять километров над поверхностью Земли.

Таинственная вершина замка пряталась в облаках, и Сессин печально улыбнулся про себя, как вдруг обзор ему перекрыло очередное облако пара и зловонного дыма. Граф на мгновение сосредоточился на образе этих огромных стен вдалеке и сморщил нос, когда пары и газы обволокли его медленно двигающуюся машину. Он извлек из отделения на внутренней стороне крышки люка всеполосный полевой бинокль и снова обозрел окрестности, но через бинокль видимость и в особенности ощущение масштаба были совсем другими.

Он утешал себя тем, что находиться в этих облаках пара безопаснее, чем на открытом пространстве. Он спрашивал себя (как и всегда, достигнув определенной точки одной из этих развлекательных панорам), является ли он только наблюдателем или еще и объектом наблюдения.

Он знал, что у короля есть свои шпионы, размещенные в башнях и на высоких стенах, чтобы вести наблюдение за открытыми пространствами внизу и докладывать обо всем замеченном армейской разведке; он не сомневался в том, что инженерам тоже пришла в голову подобная мысль. Он опустил бинокль. Вулканический туман, казалось, не собирается рассеиваться – наоборот, становился все гуще и зловоннее.

Внизу в машине всплеснулся шум, потом кто-то заговорил, словно поступила эхограмма. Конвой должен был соблюдать в пути режим молчания, хотя армия и могла связываться с ним по трансляции. Это означало, что все люди находились в одиночестве в собственных головах или по меньшей мере в собственных машинах. Оказаться в армии означало потерять неограниченный доступ к базе данных; вся информация проходила через армейскую сеть связи.

Невозможность контактировать с близкими расстраивала солдат, непривычных к войне и с младых ногтей имевших возможность связаться с кем угодно через базу, но по крайней мере в большинстве других частей они могли таким образом общаться друг с другом. На время данного задания им было запрещено даже это, так как существовала опасность, что они могут выдать себя, и потому имплантами было разрешено пользоваться только внутри закрытых транспортных средств.

Сессин оглянулся на бульбовидное рыло транспорта с припасами сразу же позади него, перекрывавшего дальнейший обзор, спереди он тоже мог видеть только заднюю часть груженного оружием химерика. Он нырнул внутрь своего камнехода и захлопнул крышку люка.

Внутри камнехода было тепло, пахло маслом и пластиком; за два дня, что прошли со времени их выезда из новопостроенного гидроватора у раздвижной плотины против крепостной башни, он успел привыкнуть к ворчанию двигателя, к характерному машинному запаху внутри. Возможно, ее герметичная, ворчащая краснота чем-то напоминала чрево.

Сессин расположился на командирском сиденье и снял перчатки.

– Люк закрыт, – сказал он.

– Так точно, закрыт, сэр, – кивнула капитан камнехода, повернувшись через плечо.

Водитель рядом с ней крутил баранку машины, не сводя глаз с четкого изображения местности впереди на экране всеполосного дисплея.

– Связь? – спросил Сессин у связиста. Молодой лейтенант кивнул. Его трясло. Вид у него был испуганный, кожа посерела. Что же это за новости такие, подумал Сессин, и у него засосало под ложечкой.

– Получили, сэр, – сказала капитан, не отрывая глаз от экрана. – Новый код – рутина.

– Рутина? – переспросил Сессин, разглядывая перекошенное страхом лицо лейтенанта. Что тут происходило?