Пол Андерсон - Убить марсианина Страница 4

Человек обнажил зубы в волчьей ухмылке и огляделся. Наверное, «филин» ухлопал на ловушку всю ночь. Поэтому он не может быть далеко… и, должно быть, отчаянно устал.

Словно в ответ на его мысли, с ближайшей скалы сорвался камень. Он был огромен, но на Марсе падающие предметы имеют только половину земного ускорения. Райордэн отпрянул в сторону, и чудовищный обломок грохнулся на то место, где он только что лежал.

— Давай выходи! — заорал он, бросившись к скале.

На мгновение серая фигурка призрачно возникла на краю обрыва и пустила в него копье. Райордэн выстрелил, и фигурка скрылась. Копье отскочило от плотной материи его костюма, и он начал карабкаться по узкому карнизу к вершине скалы.

Марсианина нигде не было видно, но еле заметная красноватая дорожка вела в холмистую пустыню.

— Подранил, клянусь богом!

Крига лежал в тени большой скалы и дрожал от изнеможения. За границей тени солнечный свет плясал в слепящем, невыносимом танце. Горячий и жестокий, такой же слепящий и яркий, как металл завоевателей, он словно требовал жертвенной крови.

Крига сделал ошибку, потратив бесценные часы на эту ловушку. Она не сработала, и он должен был знать, что так и будет. А теперь он голоден, жажда диким зверем вгрызается в глотку, а погоня все ближе и ближе.

Они уже почти догнали его. Весь день его травили, он ни разу не смог оторваться больше чем на полчаса пути. Никакого отдыха, сплошная дьявольская гонка по дикой пустыне, а теперь он ждал битвы, скованный чугунным грузом изнеможения.

Рана в боку горела. Она не была глубока, но стоила ему немало крови и лишила тех коротких минут сна, которые, возможно, удалось бы урвать.

На какой-то момент воин Крига исчез. Остался только одинокий, испуганный ребенок, плачущий в тишине пустыни.

— Неужели они не могут оставить меня в покое!

Низкий пыльно-зеленый кустарник зашелестел. Мышь-полевка запищала где-то в лощине. Они уже близко.

Крига устало вскарабкался на вершину скалы и притаился. Он пробрался сюда окольным путем, и они должны пройти мимо.

Со своего места он видел башню — низкие желтоватые развалины, истерзанные ветрами тысячелетий. Времени марсианину хватило только на то, чтобы прошмыгнуть внутрь и схватить лук, пару стрел и топор. Жалкое оружие. Стрелы не пробьют костюм землянина: разве коротким и слабым рукам марсианина растянуть лук достаточно широко? А от топора, даже железного, тоже не много пользы. И это все, чем он располагал, он и его маленькие союзники, жители пустыни, боровшиеся вместе с ним за право жить самим по себе.

Ладно. Он приладил стрелу на тетиву и притаился в неверном зыбком свете солнца, выжидая.

Первой с воем и лаем появилась собака. Крига натянул лук как только мог. Но пусть сначала человек подойдет поближе…

А вот и он, с ружьем в руке бежит, прыгает через обломки скал. Его ищущие, беспокойные глаза светятся зеленоватым огнем. Он готов нанести смертельный удар. Крига медленно повернулся. Собака уже миновала скалу, а землянин был как раз под ним.

Запела стрела. С диким восторгом Крига смотрел, как она вонзается в собаку, как та неуклюже подпрыгивает и бьется, катаясь по земле, воя и пытаясь схватить стрелу, засевшую в ее теле. Словно серая молния, марсианин бросился со скалы вниз, на человека. Если бы только его топор мог пробить этот шлем…

Он ударил охотника, и они оба покатились. С дикой ненавистью марсианин рубил топором, но тот только скользил по гладкой пластмассе, Райордэн взвыл и нанес сокрушительный удар кулаком, Адская боль пронзила тело Криги, и он откатился назад. Райордэн успел выстрелить, но не попал. Крига повернулся и бросился бежать. Припав на колено, человек стал прицеливаться в серую фигурку, карабкавшуюся по соседнему склону. Маленькая песчаная змейка скользнула по его йоге и обвилась вокруг запястья. Ее силенок хватило ровно настолько, чтобы отвести ружье от цели. Пуля просвистела у самого уха Криги, и он скрылся в расщелине.

Шестов чувство марсианина уловило предсмертную агонию змейки. Он почти видел, как человек брезгливо отрывает ее от своей руки, швыряет оземь и безжалостно топчет коваными сапогами. Немного позже послышался глухой гул, эхом отозвавшийся в холмах. Это человек принес взрывчатку и взорвал его башню.

Воин Крига остался без лука и топора. Теперь он совершенно беззащитен. Нет даже пристанища, куда можно отступить, чтобы дать последний бой. А человек даже без своих тварей будет преследовать его, пусть медленнее, но так же неотступно, как раньше.

Крига повалился на груду камней. Сухие рыдания сотрясли все его худое тело, и закатный ветер плакал вместе с ним.

Наконец он поднял голову и взглянул в безграничную красно-желтую даль, где садилось солнце. Где-то неподалеку мягко пропищал тушканчик, рождая тихое эхо в низких источенных ветром скалах, и кустарник зашелестел, перешептываясь с невидимыми соседями на древнем бессловесном языке. Вся планета — пустыня с ее песками, легкий ветерок, струившийся под высокими холодными звездами, свежий широкий простор, исполненный тишины, одиночества и такой чуждой человеку судьбы, вели с Кригой тихий разговор.

Нельзя сказать, что Крига ненавидел своего преследователя, но вся неумолимость Марса была в нем. Он вел бой за эту жизнь, древнюю, примитивную, полную непонятных человеку грез, бой против всего чужого, стремящегося осквернить этот вечный покой. Его жестокость была так же стара и неумолима, как сама жизнь, и каждая выигранная или проигранная битва значила много, даже если бы никто не узнал о ней.

— Ты не один, — шептала пустыня. — Ты сражаешься за весь Марс, и мы с тобой.

Что-то мелькнуло в темноте, маленькое теплое тельце пробежало по его руке — крошечное, покрытое перышками существо вроде мыши, каких много ютится в марсианских песках, радуясь своей ничтожной мимолетной жизни. Но это была частица его мира, и в гласе Марса не было жалости.

Нежность наполнила сердце Криги, и он прошептал на языке, который не был языком:

— Ты сделаешь это для нас? Сделаешь, братишка?

Райордэн слишком устал, чтобы спать спокойно. Он долго ворочался, размышляя, не в силах уснуть. Для одинокого человека, затерянного в марсианских холмах, это не самый лучший отдых.

Так, значит, собака тоже погибла. Ну и пусть: «филину» все равно не уйти. И все-таки это происшествие заставило его почувствовать безграничность, седую древность пустыни и свое собственное одиночество.

Со всех сторон доносился шепот. Кустарник потрескивал, что-то подвывало в темноте, ветер дико и мрачно гудел, проносясь над скалами в неверном свете звезд. Казалось, что у всех у них есть свой голос, что весь этот мир глухо ворчит в ночи, угрожая ему. Смутная мысль промелькнула в его голове. Покорит ли когда-нибудь человек этот непонятный мир? Не натолкнулся ли он, наконец, на что-то большее, чем он сам?