Андрей Пасхин - Искатель. 2009. Выпуск №06 Страница 4

Она притянула меня к себе, трижды поцеловала и, сняв со своей шеи, надела мне через голову маленький медальон на цепочке.

— Он у тебя будет как бы ключом для одной встречи со мной. Иди же, иди.

Когда я уже был у двери, она с усмешкой добавила:

— Да, знаешь, эта дурочка Татьяна, когда заходила ко мне в комнату, туфли украла, лодочки. И как они у меня сохранились, ума не приложу. И шарфик тоже прихватила. Ну да ладно, Бог с ними, теперь они не мне, а ей больше нужны будут.

Потрясенный всем произошедшим, я пошел в свою комнату.

Ровно без пятнадцати двенадцать моя семья и семейство Иришки собрались у изголовья Анастасии Ильиничны. Все стояли, одна Ирочка сидела в своем кресле, слезы капали прямо ей на платьице. Лицо умирающей было искажено от невыносимых болей, которые она испытывала в последние часы. Черные глаза до краев наполнены страданием. Искусанные в кровь губы приоткрылись и едва слышно прошептали: «Подождите минуту, сейчас это пройдет». Она закрыла глаза. Мы молча стояли вокруг, не зная, как помочь. Через некоторое время Анастасия Ильинична глубоко вздохнула и открыла глаза. Они вновь обрели прежний молодой блеск. «Ну, вот и все. Теперь я уже на финишной прямой. Все позади. — Она внимательно обвела взглядом собравшихся, останавливаясь на каждом. — Спасибо, что пришли. Вы все хорошие люди, добрые. Я сейчас вас покину, мое земное время истекает. Но я буду помнить о вас. У каждого из вас своя судьба. По-разному вы проживете жизнь. Будут и трудности, и горе, и радости. Одно помните: хорошее, что вы посеете сегодня, ускорит получение щедрого урожая завтра. Плохие дела, наоборот, откинут вас назад и втянут в новый круг страданий до очищения. Ну вот, пожалуй, я сказала самое главное. — Она помедлила и уже еле слышно добавила: — Каждому да воздастся за дела его! Мое время истекло. Прощайте, не забывайте меня. — Как легкое дуновение ветра прошелестел ее голос. Глаза закрылись.

В это мгновение кукушка стала отсчитывать двенадцать ночи. Ни у кого из нас не было таких часов, но мы не удивились. Все не отрываясь смотрели на покойную. Вдруг лицо ее исказилось и стало менять выражение. Оно превращалось в лицо другого человека. Секунда, и перед нами лежала молодая девушка, очень милая с вздернутым носиком и взбитыми светло-русыми волосами. Первое, что бросилось нам в глаза, было ее перерезанное горло. Все вскрикнули от ужаса. Тут же лицо стало расплываться и переплавляться в иное. Теперь мы видели красивую женщину средних лет с синюшным лицом и обрывком веревки на шее. Маски сменялись все быстрее и быстрее. Мы уже едва успевали рассмотреть черты новых лиц, но ясно понимали, что все они принадлежат женщинам, умершим не своей смертью. Последним образом, задержавшимся подольше, была молодая, поразительной красоты девушка с толстой черной косой. На волосах, шее и плечах ее зеленела болотная тина. Внезапно она открыла огромные черные глаза, оглядела всех, стоящих рядом, и прошептала: «Ну, вот и все, спасибо тебе, Боже!» Глаза ее закрылись уже навсегда. Кукушка прокуковала последний раз. Лицо опять преобразилось. Перед нами лежала Анастасия Ильинична, помолодевшая, спокойная, с легкой улыбкой на губах. Женщины, Ириша и я заплакали. Постояв еще какое-то время возле покойной, мы покинули комнату. Надо было звонить и вызывать «скорую» и милицию. «Скорая» приехала быстро. Врачи осмотрели тело и, составив акт о смерти в результате острой сердечной недостаточности, уехали. В ожидании милиции наши родители нагрели воды, взяли корыто и хотели обмыть тело покойной. Открыв дверь ее комнаты, все застыли, пораженные увиденным. Комната была абсолютно пуста. Покойная, вся мебель и вещи исчезли.

Приехавшая милиция ничему не удивилась, забрала акт о смерти и, опечатав дверь комнаты, тут же уехала.

На следующую ночь мне приснился странный сон. Впрочем, сон это был или явь, я так и не понял. Мне снилось, что я проснулся ночью в каком-то тревожном ожидании. Я чувствовал, что надо выйти в коридор. Потихоньку одевшись, я вышел за дверь. Никого. Тускло горела под потолком лампочка. Я огляделся, и мой взгляд упал на старое зеркало у стены. Из него лился мягкий свет. Я подошел к зеркалу и посмотрел в него. Странно, оно было совершенно чисто, но… оно не отражало. Страха у меня не было, лишь легкое удивление. Меня в нем не было, однако ясно виднелась открытая настежь дверь комнаты покойницы. Я оглянулся на дверь — закрыта. Посмотрел в зеркало — открыта. Что-то меня заставило снять подаренный медальон и открыть его. На абсолютно черном фоне ярко светилась золотая спираль. Было такое ощущение, что она идет из бесконечности, где-то за моей головой переходит в медальон и теряется в его глубине. Спираль была объемная, живая, как и фон, ее окружающий. Повинуясь любопытству, я дотронулся до спирали. Легкий удар, похожий на слабый ток, отбросил мою руку. Медальон с чуть слышным щелчком захлопнулся. Я посмотрел в зеркало. Стекло его стало как тончайшая пленка, похожая на мыльный пузырь, и так же переливалось всеми цветами радуги. Но открытая дверь не исчезла. Зеркало как бы приглашало меня войти внутрь. Не раздумывая, я перешагнул через край рамы, даже не ощутив момент перехода, и вошел в дверь.

Комната была неузнаваема. Окна закрыты тяжелыми бордовыми портьерами. Вдоль стен расположился ряд массивных старинных стульев с гнутыми ножками, обитых черным бархатом. Два таких же стула стояли за большим столом, покрытым черной скатертью. На ней — хрустальный графин, до половины наполненный мерцающей жидкостью. Рядом — стакан. Хотя портьеры были задернуты, а люстра отсутствовала, вся комната освещалась голубоватым лунным светом.

Удивительно, но мне ни чуточки не было страшно. Я словно знал, что надо делать дальше. Медленно подойдя к столу, я взял стакан и поднял его. На стакане ясно была видна процарапанная на уровне одной трети его высоты линия. Я аккуратно налил из графина жидкость точно до этой отметки и маленькими глотками выпил содержимое. Вкус оказался приятный, но немного солоноватый. Внезапно я почувствовал страшное головокружение. Грудь сдавило так, что невозможно было вздохнуть. Все окружающее поплыло перед глазами, и я рухнул без чувств на пол.

Постепенно темнота стала редеть, и вдалеке затеплился слабый свет. Он быстро приближался, заполняя все вокруг. Я увидел все ту же комнату и свое распростертое на полу тело, но сам находился где-то выше него. Может быть, под потолком, а возможно, еще выше. Меня связывала с телом лишь тончайшая серебряная ниточка, похожая на лучик света. Чувство необычайной легкости и свободы охватило меня. Не обращая больше внимания на свое тело, я взлетел вверх и понесся навстречу разгорающемуся сиянию. Казалось, я летел не только сквозь пространство, но и сквозь волны чарующей музыки, победного гимна Свободе и Разуму! Я был счастлив, как никогда в своей жизни. Меня охватило состояние Постижения чего-то ранее недоступного. Как будто я должен сейчас, сию секунду, понять великую тайну Бытия. И тут передо мною возникло пространство, разделенное на две части. Одна состояла из полного мрака, другая — из света. Между ними была переходная зона полумрака. Что происходило в этих частях, определить было невозможно. Мрак и свет соединялись двумя прозрачными коридорами, по которым в противоположных направлениях проносились какие-то силуэты. Я подлетел поближе. Это были, как я сразу понял, души умерших. Одни перемещались из мрака в свет, другие — обратно. У тех, кто вылетал из тьмы, на лицах был неописуемый ужас и страдания.