Сергей Чекмаев - Песок, уходящий сквозь пальцы Страница 4

— Будущее кончилось несколько лет назад, профессор. 12 июня. Возможно, вы слышали об этом.

— Это не совсем стопроцентное будущее, Моран. Не панацея. Это всего лишь надежда.

Солдаты деловито обустраивали лагерь, копались с трофейным оружием. Наименее брезгливые снимали с трупов бронежилеты, разгрузочные пояса, хорошие армейские ботинки. Среди них Моран заметил Дика. В ночном бою парня задело в плечо, и теперь он гордо щеголял грязной кровоточащей повязкой. Тем, в палатке, повезло куда меньше. Одному придется ампутировать ногу, а второй — если спасатели не успеют до вечера — загнется от перитонита. Полсотни самодельной дроби в животе не слишком полезны для жизни. Передозировка свинца.

— Надежды нет, проф, это я понял три года назад. Все, кто пытается сбежать сюда из Европы, в конце концов передохнут от голода. Никакой Великий Магриб не способен прокормить столько людей. Мы просто растягиваем агонию.

Подбежал вестовой, протянул две жестяные кружки с дымящимся кофе. Варил кто-то из арабов — напиток был чудовищно крепким и горьким, как сама дерьмовая жизнь. Моран даже хмыкнул про себя: расфилософствовался, мол, умник.

— Там гуманитарный склад ООН. Сначала, еще до вулкана, туда везли помощь для суданских голодающих. Потом, когда в Евросоюзе поняли, что северное полушарие обречено, на склад стали отгружать стратегические запасы продовольствия долгого хранения. Крупы, муку, молочный порошок, консервы…

— Ерунда, док. — Моран отхлебнул огненную гущу, поморщился. — Какого размера должен быть тот склад, чтобы прокормить миллионы? С пол-Африки? А даже если и так, то на сколько его хватит? На год? На три? Я же говорю: отсрочка. Потом все равно загнемся.

— Зачем же вы тогда водите беженцев? Чтобы в Африке стало побольше голодных? Здесь их и так хватало во все времена.

— А мне все равно. Пока у меня есть деньги — есть что жрать. С каждым днем еда становится все дороже. И вряд ли что изменится, даже если весь этот ваш склад пустить на продажу…

— Я не сказал, что там выход, — Клеменс смотрел в кружку, даже поболтал ее, как будто надеялся увидеть на дне что-то необычное. — Там — надежда. Вы помните последнюю группу беженцев, которых переправили через границу? Аграрный институт?

— Помню. Магриб небось до сих пор кусает локти?

— Великий Магриб по моему совету вывез около полусотни таких групп. Спецов по ирригационному земледелию, генно-модифицированным культурам, переработке животных тканей… Почти все они осели на подконтрольных Магрибу территориях. Вашим, — он усмехнулся, — тоже предложат выгодные условия. Главное — чтобы они начали работать. А пока растущее население будет ждать результатов, как раз и пригодятся старые гуманитарные запасы. На год-два их точно хватит, даже если потоки переселенцев вырастут на порядок.

Моран хотел возразить, но профессор остановил его:

— Я знаю, что вы скажете, Морт. Мол, все равно африканское земледелие — это фикция. С той мизерной отдачей, которой можно добиться от здешних почв, прокормить четверть миллиарда беженцев не удастся все равно.

— Примерно так. Я не специалист и, конечно, не смог бы выразиться так красиво, но понимаю это безо всяких терминов. Нутром.

— Люди вроде вас считают, что все кончено. Что теперь, когда невооруженным глазом виден крах мира, не осталось ни цивилизации, ни границ дозволенного, ни цели, ни надежды. Особенно вы не верите в последнее, поэтому я и сказал вам, что наша цель — надежда. Я экономист, Моран, могу рассчитать производство и потребление, спады, вызванные засухой и неурожаем, прибыль и так далее. Но в моей научной группе есть отличные климатологи. Экологи. Они вычислили отпущенный нам срок. Через восемь, максимум десять лет атмосфера отчистится от пыли и кислотных испарений. Еще через два года можно будет думать о восстановлении почв в Европе и Средней Азии. Штатам уже не помочь, а вот у нас есть шанс. Экспансия пойдет обратно — из Африки на север, начнется своего рода Новая Конкиста…

Он запнулся, наткнувшись на внимательный взгляд Морта.

— Не верите, Моран? Или не хотите верить?

Вечером, когда два бывших сафари-джипа, наспех переделанные в броневики, вывозили раненых, на лагерь снова напали. Новобранцы показали себя достойно — и после небольшой перестрелки враг отступил, оставив на песке несколько трупов. Уголовного вида отморозок, зажимавший простреленную ляжку, отказался что-либо говорить, и магрибцы забрали его с собой. В гости к майору Гамалю. Моран и без допроса прекрасно понял, кто он, ибо на бандита из писмейкерс раненый походил не больше, чем верблюжье мясо на деликатес. Очередной фанатик, люшер, из той сильно больной на голову братии, что поклоняются бредням давно свихнувшегося психотерапевта. Ребята забавные, но ровно до того момента, как не начнут приносить тебя в жертву или закапывать в землю, назначив пленника деревом.

Желающих получить ценный приз становится все больше. Интересно.

Ночью Моран растолкал спящих, приказал быстро собраться и скорым шагом вывел их из каменного лабиринта. К утру они отмахали километров сорок — непривычные к такому ритму новобранцы натерли ноги и все остальное, что только можно натереть. Но Морт безжалостно гнал их вперед. Половину дневного перехода пришлось идти в знойной духоте, и солдаты выдохлись окончательно, давно выпив всю воду из походных фляг. За спиной роптали, но Моран оставался глух к недовольству. Лучше сухая глотка, соленый пот под мышками и водянистые мозоли, чем пуля в голове.

Когда до цели оставалось несколько километров, он объявил привал. Сказал профессору раздать воду из НЗ — специально припрятанного на такой случай. Клеменс кивнул и спросил:

— Почему вы остановились именно здесь? Никогда не поверю, что пожалели моих парней…

— Здесь проще оборонятся. День, два, неделю, сколько понадобится.

Профессор посмотрел на него внимательно, но больше ничего не сказал. Поковылял прочь, тяжело припадая на правую ногу — для него переход тоже даром не прошел. Догадался, что ли?

Первую стражу Моран отдал Дику с напарником, вторую — двум арабам, а вот третью решил стоять сам. Как чувствовал.

Миротворцы напали в самый сонный час: между тремя и четырьмя утра, когда даже у самых опытных часовых от усталости смыкаются глаза. Моран прекрасно разглядел нападавших, пока они накапливались в небольшой низине, медленно подползая к границе лагеря. Командира и помощника он снял двумя первыми же выстрелами, как в тире. А потом тишина снова взорвалась огнем, как несколько дней назад.

Справа бил очередями пулемет — в этот раз писмейкерс подготовились куда основательнее. Моран добежал до лагеря, ухватил за шкирку перепуганного солдатика. Дрожащими руками тот нервно дергал заклинивший затвор.