Евгений Сыч - Трио Страница 4

- Так, по людям соскучился.

Начальник понял.

- Может, пойдешь со мной? - понадеялся он. - Время сейчас интересное.

- Нет, - покачал головой У. - Не пойду, не хочется.

- Ну, как знаешь, - настаивать начальник не стал. - Петлю ему на шею, обернулся он к стоящим навытяжку солдатам. - Да не скользящую, а простую. На шею и на пояс. Привязать к дереву, обмотать веревками. Пусть посидит, чтоб лишний раз не попадался. Или может - камень на шею и в воду? задумался он. - Или осыпь на тебя обрушить?

- Дело твое, - сказал У, - время твое, тебе тратить. Я сейчас в силе, видишь ведь.

- Да, - признался начальник сотни. - Так вот, пусть сидит. Привязать его к дереву. Не сильно.

Потом весь отряд промаршировал мимо, чтобы увидеть, узнать и запомнить. Чтобы не забывать и, встретив, не ошибиться.

Когда отряд снялся с лагеря и ушел, У напрягся и порвал веревки. Он пошел в лес чужой дорогой - бабу отыскивать. Упускать ее ему не хотелось. Незнакомого человека в лесу часто ли встретишь? Лес свой он знал.

- А-ы! - выдохнула женщина, падая. "Здоровая баба, - оценивающе посмотрел У. - Здоровая и молодая".

- Что я сейчас с тобой сделаю! - пообещал он. - Ох, что я сделаю!

- Ы-ы! - повторила женщина и перевернулась со спины на живот, уткнув лицо в сгиб локтя.

"Устала, - решил У, - слишком устала, хоть вообще и здоровая. Толку с нее сейчас..."

Он нес ее на руках почти до самой пещеры. Убежала она недалеко, все кружила по лесу, как всякий человек, с лесом не знакомый. Нести ее особенно долго не пришлось, да У и не уставал работать, он бездельничать уставал, ждать, надеяться, верить, лежать, сидеть, одиночествовать отшельничать, одним словом.

Между тем для всех людей он и был отшельником. Отшельник - тот, кто от людей ушел, кому они больше не нужны. Или нужны, но на расстоянии, чтобы не было конкретного человека, а было человечество. Там, внизу, например, отсюда столпники. Бывают отшельники, которых загнала в угол их ненависть к людям, это случай особый и имя у них особое - мизантроп. А чаще всего удаляется от людей тот, кто хочет подумать. Это чепуха, что думать лучше совместно, мол, ум хорошо, а два лучше. Вместе - количеством, толпой можно еще вопросы решать, а думать всегда лучше в одиночку.

И когда самым мудрым, самым великим после смерти возводят памятники, они одиноки на своих каменных постаментах, даже если скульптура групповая. Место, которое занимал великий среди людей - всегда отдельное, наособицу: в одиночестве влачил он дни жизни своей. Но кто знает, если бы эти индивидуалисты занимались каким-нибудь общественно-полезным трудом в тесных рядах коллектива, богаче оказалось бы человечество в конце концов? Или беднее?

- Ненавижу, ненавижу, ненавижу!

- Больно много ненавидишь.

- Ненавидеть нельзя много или мало. Ненавижу и все.

- Кого? Людей? За что их ненавидеть? За то, что живут?

- За то, как живут.

- А это одно и то же. По-другому жить они не умеют. Жизнь людей в их поступках, а как раз поступки их ты и ненавидишь. Ну, живут и живут, бог с ними.

- А моя жизнь - что?

- Твоя жизнь - твое дело. Тебя не убили, вот и жива.

2

Сульфазин - заменитель печали.

Сульфазин заботливо приготавливают из оливкового масла и горючей серы, сбивая в специальной машине - заменителе ступки с пестиком. Сульфазина вводят немного, кубика два. И от этих двух кубиков уже через час человек падает и не может шевельнуться сутки, а то и двое. Только простонать иногда и снова застыть может человек после инъекции сульфазина. Сульфазин - заменитель печали. Когда обрушивается печаль, падает человек и ощущает боль почти физическую, и не может он шевельнуться, разве что простонать, да и то иногда.

Побои - заменитель совести. Когда бьют, берут на себя право совести и ее обязанности, причиняют боль. Доказать человеку, что он неправ, причинив ему боль, может только тот, кто сильнее. Значит, сильный прав? Стань сильнее - и ты возьмешь на себя права чьей-то совести.

Третье откровение У

- В ту ночь, когда я родился, правитель моей родины проснулся в холодном поту. Страшное увидел он во сне, и было оно неотвратимым, как смена поколений. Конечно, сон - что? Дурь, каприз, мираж. Но растревоженное кошмаром и бессонницей сознание правителя заработало на полную мощь, и рассказывали, что наутро он приказал начать избиение младенцев. Таким образом, насколько я понимаю, он намеревался радикально решить проблему молодого поколения, то есть избавиться от этой проблемы вообще. Проблема отцов и детей - или дедов и внуков, если уж исходить из семейной терминологии - суть диалектический закон отрицания отрицания. Зерно отрицает колос, а колос - зерно, ночь отрицает день, но, по-моему, все это не так серьезно. С отрицанием детей всегда можно справиться, даже если оно выливается в форму открытого сопротивления: побунтуют и на круги своя, сами станут отцами. Правитель же намеревался истребить младенцев до того, как они станут молодежью. Но, преуспевая в малом, не преуспел в большом, поскольку не смог довести замысел до логического завершения: каждое новое поколение следовало убивать, чтобы избавиться от молодежной проблемы. Всех - под бритву, и никаких проблей.

У хорошо умел вызывать людей на драку. Если было двое или больше, то обычно оказывалось достаточно оскорбить их в лучших чувствах, предварительно выяснив по возможности эти самые чувства. Стоит проехаться по идеалам - и непременно побьют. Иногда достаточно воспротивиться - что если требуют чего-либо - и тут же побьют, как правило, не вынесут.

Но один на один эта тактика непригодна. Один на один человек редко воздевает свои идеалы настолько, чтобы нарываться с побоями на здорового мужика. Одиночка обычно начинает думать и думает примерно следующее: ты один и я один, ты думаешь так, я - по-другому, ну и думай, как тебе нравится, и иди своей дорогой, а я пойду своей. Одиночку надежнее испугать, чем разозлить, поскольку редко злится человек, не чувствуя поддержки. А со страху поколотит лучшим обрядом, а то еще и убивать попытается, чтоб больше не пугаться.

Когда женщина поздоровела, стал У пугать ее, туманно приговаривая чепуху, а потом и набрасываясь с неизвестными, но безусловно гнусными намерениями, позаботившись заранее, чтоб попалась ей под руку тяжелая ременная плеть или что другое, по сути соответствующее. Он являлся ей драконом и мышью, горой и Золотом, дождем и засухой - и всегда бывал бит. Потом У уползал отлеживаться: набирался сил. И являлся снова. Он вызывал в ней последовательно: страх, гнев, отвращение, насмешку. В конце концов вызвал понимание и напугался сам. У не любил, когда его понимали.

- Слышала я об одном таком, - сказала женщина, - он все любовницу свою просил, чтоб кнутом стегала. Ты что - из этих?