Nik Держ - Cто лет безналом Страница 4

— Ну, ну, ну, — рассмеялась старушка, — не надо так, вы мне во внуки годитесь! Вас как звать-величать?

— Сергей, — опешил Егоров.

— Ну, вот и хорошо, Сереженька. Что у вас там?

— Ответ на запрос, — Егоров протянул пачку бумаг, — надо проверить!

Софья Михайловна взяла бумаги, поправила очки и быстро пробежала глазами по документу.

— А! Это Мишенька раскопал, я еще удивлялась: ну кому понадобилось такое старое дело?

— А Мишенька, это кто? — поинтересовался Сергей.

— Внучек мой. Он помогает, я вообще-то на пенсии, но сами знаете с нашей пенсией не сильно-то… Вот и приходиться… Поэтому Мишенька и взялся помогать.

— А поговорить с ним можно?

— Конечно, — улыбнулась Семенова, — вы не спешите?

— Да нет, — признался Егоров, — не спешу.

— Вот и хорошо! — обрадовалась старушка. — Он сегодня в институте недолго, после двенадцати обещал появиться! Он у меня умный мальчик! — похвалилась Софья Михайловна. — Сереженька, вы чай будете?

п. Кулустай.

ИТК строгого режима…

— Присаживайся, Пряник,[11] — повелительно указал на противоположный от него шконарь Хряк. — Так лучше: мандраж в коленках будет не заметно! — он сипло рассмеялся.

Растянутые пружины жалобно скрипнули, когда Петр опустился на кровать. Теперь Зубова и Хряка разделял только стол, стоявший в проходе между лежанками. Хряк внимательно вгляделся в спокойное лицо Зубова, довольно хмыкнул:

— Молодец, Пряник! Я вижу, ты не обделался!

Он с хрустом потянулся, почесал волосатую грудь, скинул с нар босые ноги на холодный бетонный пол, задумчиво пошевелил пальцами. Зубов молчал.

— Малява[12] с воли пришла, — разорвал затянувшееся молчание Хряк, продолжая рассматривать грязные ноги, — сходняк[13] решил тебя на «перо посадить».[14]

— Какие предъявы?[15] — хрипло поинтересовался Зубов.

— Серьезные, Пряник, серьезные, — ответил Хряк. — Не знаю почему, но нравишься ты мне! Жалко будет тебя резать, — разоткровенничался он, — но и решение сходки отменить не могу. Беспредел[16] тебе вменяется.

— Конкретней! — жестко потребовал Зубов.

— Конкретней? Хм, — Хряк задумчиво потёр небритый подбородок, — начнем с того, что ты Демона и Спирю укнокал…

— Брось, Хряк, не в таком уж они и авторитете эти твои Демоны, чтобы из-за них меня на ножи ставить. Все-таки я «в законе»![17]

— Не-а, Пряник, не угадал! — хрюкнул смотрящий. — Не законник ты больше! Сходняк порешал корону с тебя сбить! А Демон со Спирей тебя опустить должны были… да сами обделались.

— Да, — задумался Зубов, — вот значит как.

— Да, ты сам прикинь, — Хряк навалился локтями на стол, — какой из тебя авторитет![18] Ты ж баланды у Хозяина[19] ни разу не хлебал, Пряник, одним словом. Ты думал что? Корону вора за лаве запросто примерить можно? Будь моя воля, я бы всех «лаврушников» на ножи поставил! Жаль, не дотянуться мне! Но здесь, за забором, не забалуешь. За тебя кто подписался? Кто тебя в короли двигал? Слон, Гурген, Рубик, Резо и Одноглазый. Я знаю: они воры старые, авторитетные, за тебя слово сказали. Но где они сейчас? Нету! Так, что заступиться за тебя некому! И никакие отмазки тебе не помогут! Поэтому, пора тебя кончать, — Хряк резко наклонился вперед и, дыхнув смрадом в лицо Зубову, неожиданно плюнул.

Москва.

С замечательной собеседницей Софьей Михайловной полтора часа пролетели для Сергея незаметно. Мишенька оказался худощавым голубоглазым пареньком лет семнадцати-восемнадцати.

— Познакомься, Мишенька, — пропела старушка своим очаровательным голосом, — этот джентльмен из МУРа.

— Сергей, — представился Егоров, — протягивая ладонь парню.

— Михаил, — пожал протянутую руку внучек.

— Вот и познакомились! — обрадовалась старушка. — Вы тут пока работайте, а я еще чаю поставлю.

— Хорошо, бабуль, — отозвался паренек, — я б еще пожевал чего-нибудь.

— Сейчас в булочную схожу, — засуетилась старушка, исчезая за дверью.

— Миша, есть у нас одна проблемка, и я думаю, ты смог бы помочь нам с ней разобраться, — начал Егоров, протягивая пареньку бумаги. — Вот посмотри.

Миша взял бумаги и быстро пробежал их глазами.

— Все правильно, — подтвердил он, — никаких ошибок здесь нет. Вы прислали отпечатки…

— Миш, мы прислали отпечатки тридцатилетнего рецидивиста, — перебил Егоров Михаила, — а ты выдаешь ответ, что ему за сотню.

— Сейчас я найду оригинал этого дела, — почесав затылок, отозвался Миша. — Я быстро, — сказал он, выбегая из кабинета. Не прошло и пяти минут, как он объявился, держа под мышкой увесистый том. — Наверное, самый старый в архиве, — не без гордости произнес Миша, — их после революции мало осталось. Архивы царской охранки большей частью уничтожены. А этот случайно нашли, когда полы меняли, и на тебе — пригодился!

— Пригодиться-то пригодился, — нахмурился Егоров, листая пожелтевшие страницы, — но что с ним делать — ума не приложу! Вот и на фотографии наш клиент, даже отпечатки не нужны! Миш, это не розыгрыш?

— Да какой розыгрыш! — всплеснул руками Миша.

— Ладно, Миш, не кипятись, — примирительно произнес Сергей, — я тебе верю! Давай только вместе прикинем: как такое может быть?

— Вы бы мне подробнее рассказали, — попросил Миша, — а то я, честно говоря, ничего не пойму.

— Вот и я, — вздохнул Егоров, — тоже ничего не понимаю. Ну да ладно… Довелось мне работать над делом одной бандитской группировки. Банда Посоха…

Егоров поморщился, но продолжил:

— Запросы на Посоха я разослал. С отпечатками и прочей ерундой — авось, где еще чего на него выплывет. И тут приходит ответ — что осужденному всего-то на всего сто с лишним лет! Так ерунда!

— А кто он? — с удивлением произнес Миша, вглядываясь в старую фотографию.

— Вот и я бы хотел разобраться, — вздохнул Сергей, — но только с чего начать?

— Как с чего? — воскликнул Миша, потрясая найденным томом уголовного дела. — У нас на руках целая кипа документов. Нужно сначала их изучить!

— Давай посмотрим, — согласился Егоров, — чем же так не угодил Зубов царским жандармам.

п. Кулустай.

ИТК строгого режима…

Плевок Хряка достиг цели — острое лезвие мойки[20] вонзилось Зубову в левый глаз. Он вскрикнул, прижал руки к лицу. Вязкая густая кровь прочертила на запястьях темные дорожки и, просочившись сквозь плотно сжатые пальцы, закапала полновесными каплями на грубую поверхность стола. Пока Зубов корчился от боли, подскочивший Промокашка, воткнул в его незащищенную спину специально приготовленную заточку. Петр вздрогнул, затем рухнул на стол. Его голова, гулко стукнув о столешницу, повернулась, открывая взору сокамерников окровавленную глазницу. Когда Зубов окончательно затих, Промокашка брезгливо сплюнул и залез пальцами в рану. Немного поковырявшись, он извлек испачканный кровью обломок бритвы «Нева», затем оторвал от разорванной майки лоскут и аккуратно протер им лезвие. Протянув его Хряку, завистливо произнёс: