Павел Комарницкий - 30 июня Страница 4

А с другой стороны — у него ни одного доказательства. Ведь на смех поднимут, ославят перед уважаемыми людьми… Молодой человек, известно ли вам что-либо о шаровой молнии? Молодой человек, вы проверяли оптику? А то и вообще — молодой человек, в ваши годы крайне вредно злоупотреблять горячительными напитками…

Весь остаток ночи студент провёл, шаря трубой по небу, хотя и осознавал, что мера эта почти безнадёжна — если «гость» пролетел мимо по гиперболе, он уже за сотни тысяч вёрст от Земли, и даже если он вращается на околоземной орбите, то следующий виток пролегает далеко отсюда. К утру, путём мучительных размышлений, Борис отмёл все сомнения. Шаровая молния? Нет, ребята. Шаровая молния, конечно, явление крайне таинственное, но как ни крути, это всё-таки атмосферное образование. А небесный гость двигался строго по баллистической траектории, соблюдая законы Ньютона и Кеплера. Более того, из торопливо набросанных поутру расчётов явственно следовало, что объект является именно спутником Земли — изгиб траектории не оставлял в этом сомнений, это была практически круговая орбита, с очень большим наклонением — полярная орбита, если проще.

Оптический блик? Оставьте, господа! Вокруг тётушкиной дачи нигде нет электричества, да и деревья так разрослись — ни зги не видно. Плюс бленда на объективе. Откуда бы взяться блику?

И галлюцинациями Борис не страдал, и впредь страдать не намерен.

Нет, никаких более сомнений. Он видел искусственное небесное тело. Звёздный корабль, вот так.

Борис прожевался наконец, встал из-за стола, твердея, принимая решение. Ладно, пусть ославят, Бог с ним. Не убьют же. А слава — девушка капризная, упустишь, кусай потом локти…

— Я на почту, тёть Кать. Спасибо за завтрак!

— Да какое спасибо! И не поел ничего… Чего на почту-то?

— Телеграмму матушке отобью. Беспокоится маменька, я уж знаю. Заодно и сестричку вреднючую с днём ангела поздравлю.

— Ну ступай, коли так. От меня привет добавь.

— Обязательно, тёть Кать.

— Да, раз уж пошёл, зайди в лавку. Вот кошёлка, вот список, вот деньги…

— Бу сделано, тёть Кать!

— …Эх, и почему я не собственный предок? Разве это когти? Жалкие рудименты…

— Даже наши древнейшие предки пользовались орудиями труда. Это вот пинцет. Умеешь обращаться?

— А, вот это и есть пинцет? Никогда бы не подумал. А мы тут всё когтями, когтями…

— Дикарь дремучий… И ещё лезет в томограф…

Двое в тесной щели споро работали в четыре руки. На душе у капитана было весело. Работать с Ухурром было одно удовольствие. Умнейший парень, балагур, даром что о субординации имеет весьма смутные представления. В принципе, сейчас, когда стало ясно, что, где и как, можно было выбраться из тесной щели и дать задание роботу. Но как бросить на полпути начатое, нет, больше — выстраданное? Нет уж, доведём сами…

— Ладно, Хррот, тут я дальше сам…

— Молчи уж, сам… Сам бы ты до сих пор хвост в кольца свивал…

— Разумеется, о мудрейший и величайший. Именно твой гений… тут подержи, ага, вот так… Именно твой гений открыл мне истину… А, клещ мне в ухо, коготь сломал-таки… Но должен заявить, что с Ярарой работать много приятнее…

— Зато Яраре вряд ли доставило бы удовольствие нюхать твою потную свалявшуюся шкуру… Если бы ты вот так навалился, она бы тебе всю морду расцарапала…

— Как бы она расцарапала, обе руки заняты… Стой, стой, не туда! Ага, вот сюда… Держи, паяю… Всё. Слушай, капитан, мы сделали это! А ты говорил — заводская инструкция…

— Сделали… Вот включим, тогда что-то можно будет сказать… Да слезь с меня уже!

— Повинуюсь, о мудрейший. И всё-таки очень жаль, что ты не Ярара…

— Трепло! Всё, вылезай!

Кряхтя и морщась, оба вылезли из недр планетарного томографа, занимавших заметную часть внутреннего объёма исследовательского корабля. И вообще, «Любопытный» был набит оборудованием так, что оставалось только удивляться, как в этой мешанине удалось выкроить место для экипажа.

— Вовремя успели. Как раз к обеду.

— Куда в таком виде к столу… В душ, немедля!

— Есть, капитан!

В душевой, сверкающей двумя прозрачными кабинами — две душевых кабины есть неслыханная роскошь для гиперпространственного корабля, между прочим, где каждый куб внутреннего объёма, не говоря уже о весе, много дороже золота — стояла, подняв руки и изгибаясь в потоке тёплого воздуха, Ярара. Сушила мех после душа. Капитан невольно залюбовался девушкой. Он от души любил племянницу, и та это чувствовала.

— Сохнешь, моя киска? — Ухурр, похоже, был лишён понятия не только о субординации.

— Не сохну, а обсыхаю, мой котик. Моё почтение, дядя Хррот.

— Как у тебя дела, Ярара? — капитан попытался перевести беседу на деловой лад, иначе это трепло, Ухурр, склонит её в русло весьма сомнительных и двусмысленных комплиментов — Есть подвижки?

— Есть, дядя. Всё-таки телефон — это не телеграф…

Девушка резко мотнула хвостом туда-сюда, и опытный глаз капитана это заметил.

— Что, есть ещё проблемы?

— Есть. Оказывается, тут нет единого языка. Тут много языков, дядя Хррот.

— Много — это сколько? Три, пять, десять?

— Больше. Много больше. Я не до конца ещё разобралась, но, похоже, тут настоящее столпотворение. Куча стран, и чуть ли не в каждой свой язык.

— М-да… Нужна помощь?

— Пока нет.

— А вот мне так нужна была все эти дни твоя помощь — не утерпел-таки Ухурр — ты себе даже не представляешь, Ярара! Томограф не фурычит. Не с кем поделиться сомнениями, некому умное слово молвить… Некому меня даже погладить… Некого мне погладить…

Ярара смешливо фыркнула. Капитан покосился на Ухурра. Инженер стоял, уныло свесив хвост, и даже уши горестно обвисли.

— Марш в душ, трепло!

— Какой теперь смысл, капитан? Я опоздал. Несравненная Ярара уходит…

Девушка засмеялась в голос, и даже капитан, не сдержавшись, сморщил в улыбке нос. Клоун, ну клоун…

— Примите, пожалуйста — Борис протянул в окошко телеграфисту пару заполненных бланков — Эту, в Санкт-Петербург, «молнией», а в Москву обычную…

— Зробым — разбитной телеграфист по-свойски подмигнул студенту, принимая бланки. До Бориса через окошко донёсся свежий запах перцовки и сала с чесноком. Телеграфист, похоже, соскучился сегодня на работе, и ввиду отсутствия наплыва клиентов слегка себе позволил — Так… ага… С вас одын карбованец и восемнадцать грошей.

— Возьмите — протянул в окошко горсть серебряной мелочи Борис — Тут рубль двадцать.

— Эх, сдачи-то нема у мене — притворно-сокрушённо закрутил головой телеграфист — Как буты?