Майкл Флинн - Ладони бога Страница 4

У существа на модели не было лица.

Были усики, в которых Мизир признал органы осязания; были желатиновые лужицы, напоминающие глаза. Были отверстия, в которые, как заметили исследователи, аборигены ложками закладывали пищу. Но все они не складывались в лицо. По правде сказать, рот помещался на туловище. Усики колебались над мячом для регби, как антенны. Заполненные желатином впадины безо всякой симметрии распределялись вокруг «головы», но были и другие ямки, с виду пустые, и большая дугообразная впадина на месте, где у человека располагается рот, хотя это отверстие не было ртом.

— Они в самом деле красивы, — сказала Иман.

Она вышла к Хасану, пока остальные шумно обсуждали название планеты. Хасан кивнул, не соглашаясь, а показывая, что слушает. Его взгляду аборигены представлялись жуткими, неестественно изогнутыми и рябыми, как после оспы. Но это оттого, что взгляд его искал симметрии, которой здесь не было.

— Возможно, и красивы, хотя несколько отличаются от жизненных форм, которые Мизир обнаружил здесь, наверху, — сказал он. — Я думаю, они пришлые. Этот твой народ пришел откуда-то еще. Может быть, из-за океана.

— Может быть, — признала она. — Сунг говорит, вся прибрежная равнина не принадлежала этому континенту, и от ее столкновения с материковой сушей возникли Туманные горы.

— Я все пытаюсь увидеть лица, — сказал он ей. — Знаю, что их нет, но сознание упорно рисует ноздри и уши. Кажется, будто они мне улыбаются.

— Матрица распознавания, — кивнула Иман. — Человек может увидеть лик Исы, хвала ему, в картофелине, или шайтана в клубах дыма.

— Меня это беспокоит. Мы должны видеть этих людей, как они есть, а не такими, какими их считаем.

— В Мире Конканона было проще, — сказала она. — Там аборигены походили на цветы.

— Неужели?

— Немножко. Они летали.

— А…

— Выбрасывали пар из концов стеблей. Передвигались короткими скачками. Но в цветке мы не ищем лица.

— А вот я всегда путал тебя с лилией.

Иман отвернулась от него, притворяясь, что заинтересовалась спором в шатре.

— Ты не хочешь назвать его Миром Маклуфа? Глава команды имеет право…

Хасан покачал головой:

— Я как-то встречался с Конканоном. У него самолюбия хватит на целый мир. Я не так тщеславен. Как, по-твоему, нам его назвать?

Иман поджала губы, поправила хиджаб под подбородком. Лицо ее было бледным кругом в окружении клетчатой красно-белой материи — такие платки носят в долине Иордана.

— Надо узнать, как называют его аборигены на своем языке.

Хасан рассмеялся:

— Наверняка «Мир», и скорее всего, на сотне языков, причем большую часть этих языков мы и не услышим никогда.

— Шангри-ла![5] — донесся из шатра громкий голос Башира, и Хасан обернулся к нему.

Янс хлопнул в ладоши:

— Превосходно. Это и впрямь настоящий рай.

Клаус медленно кивнул, и его поддержали Ладаван и Халид, привратник. Сунг промолчал, глядя на Хасана.

— Нет. — Хасан шагнул в шатер. — Опасно так называть мир, и тем опаснее, что это имя внушает спокойствие. Каждый раз, услышав его, мы будем считать его все менее угрожающим.

— А разве это не так? — спросила Иман.

Хасан оглянулся и увидел, что она водит ладонью по мускулистой большой руке своего творения.

— Не знаю, — отозвался он. — Я еще не знаю, что он прячет.

— Прячет? — переспросил Башир, — Что же он может прятать?

Сунг насмешливо хмыкнул, но Хасан не торопился отвечать.

Он смотрел на Иман, которая все гладила статую.

— Ну а ты бы как его назвал? — с вызовом спросил Янс.

— Право выбора за тобой, Хасан, — напомнил Мизир.

— Если вы непременно хотите назвать этот мир, — проговорил Хасан, снова выглядывая из шатра на чужие созвездия в небе, на лишенное выражения, неподвижное «лицо» статуи, — если непременно нужно имя, зовите его Аль-Батин.

Мизир застыл, Башир с Халидом переглянулись. Иман слабо улыбнулась.

— Это значит, «тайный», — шепнула она остальным.

— Не совсем, — поправил Хасан.

— Это одно из имен Бога, — возмутился Мизир. — Нельзя так называть планету.

— Название подойдет, — сказал Хасан, — пока Бог таит от нас ее природу. А потом… потом увидим.

Они назвали город Восточным Портом, по его расположению в широкой дельте. От устья быстрой реки к морю тянулся глубокий залив — и на нем стояли причалы, доки и склады. Это они сумели узнать из сонарных изображений, переданных высотными зондами. Почему в доках нет кораблей, зонды объяснить не могли.

К югу и западу от города лежала равнина, покрытая зеленеющими всходами, из чего они сделали вывод, что здесь сейчас поздняя весна. Растения были раскидистыми и широколистными, как клевер, и неясно было, используются ли они в пищу батинитами или идут на корм скоту. Бороны и культиваторы тянулись за упряжками шестиногих животных, у которых когти на средних и задних парах ног были почти не видны под копытообразным наростом. На передних ногах виднелись раздвоенные копыта. Само собой, команда окрестила их «лошадьми», хотя сложением животные скорее наводили на мысль о «быках».

Одна поляна была ухожена лучше других и покрыта тонким плотным ковром восковых, толстолистных, желто-зеленых растений, из которых здесь и там поднимались яркие цветы на высоких стеблях и красиво расположенные кусты. Образчик «травы» в растертом виде издавал приятный запах — нечто вроде ладана. Парк — они решили, что это парк — был разбит на возвышенности, так что с него открывался вид на город, порт, и видно было Восточное море. Погода становилась теплее, и группы батинитов все чаще выбирались из города, чтобы провести там вечер или встретить закат, переправляя еду из корзин в отверстые животы и глядя, как молодежь скачет и кувыркается на мягкой маслянистой травке.

Дорога, которую они назвали Большой Товарной Дорогой, уходила из города на юго-восток. Вблизи города она была вымощена плоскими каменными плитами, и по ней тянулся пестрый поток транспорта: экипажи, напоминающие ландо, и красивые открытые повозки, прозванные Янсом «телегами», и фургоны, нагруженные товаром и покрытые полотняными навесами, с козлами для возницы, погонявшего шестерную упряжку необыкновенно длинными кнутами.

Сами батиниты носили одежду всех цветов, от тускло-коричневого до радужного оперения райской птицы, соответственно случаю и настроению. Иман уверяла, что у них есть вкус к красоте, хотя их понимание красоты отличалось от земного. Она проводила свободное время; приспосабливая местные моды к человеческому сложению и фигуре — потому что в земных городах был большой спрос на иномирные ткани и наряды.