Стенли Вейнбаум - Блуждающие моря Страница 4

— Знаю. Я сожалею, Кэй, но ведь никто не виноват. Кого можно винить?

— И поэтому, я полагаю, никто не должен ничего предпринимать. Так поступают благоразумные американские герои?

— Ты сама знаешь, что несправедлива ко мне! Что мы можем сделать?

— Вы могли бы впустить нас к себе! А если нет, мы придем незваными!

— Кэй, ни одна нация не может победить Америку! Даже если бы вам удалось победить наш флот, как ты думаешь, далеко ли продвинется ваша армия, высадившись на берег? Это будет как поход Наполеона в Россию. А где Европа найдет продовольствие, чтобы обеспечить оккупантов? Неужели ты думаешь, они смогут жить на подножном корму? Говорю тебе, ни одна разумная страна не попытается этого сделать!

— Ни одна разумная страна — может быть! — не отступала Кэй. — Ты что, думаешь, ты имеешь дело с разумными людьми?

Тед пожал плечами.

— Они пришли в отчаяние! — продолжала Кэй. — И я их не виню. Вы будете воевать не только с Британией, но и со всей Европой, и союзников у вас не будет.

— Кэй, — он покачал головой, — я не могу с тобой спорить. Я понимаю, что тебе больно об этом думать. Но ведь даже если бы я согласился со всем, что ты говоришь, — а я этого не могу, — как я могу помочь Британии? Я же не Президент и не Конгресс. Давай на сегодня прекратим этот разговор, милая, я не могу видеть тебя несчастной.

— Несчастной! А разве я могу быть счастливой, когда все, что я люблю, погребено под арктическими снегами!

— Все, Кэй? — переспросил он. — Неужели ты забыла, что у тебя есть кое-что и по эту сторону Атлантики?

— Да, забыла, — холодно произнесла она. — Я сказала то, что думаю. Я ненавижу Америку.

— Кэй!

— И вот еще что. Я не выйду замуж за американца… если он… если он не сумеет отстроить Перешеек! Если Англия замерзнет, я замерзну вместе с ней, а если Англия будет сражаться, ее враги станут моими врагами!

Девушка вышла из комнаты, хлопнув дверью.

Иногда Тед заходил на заседания Конгресса. Здесь, как нигде, ясно ощущался накал воцарившейся в Америке истерии.

Тед как зачарованный слушал предложение партии левых, согласно которому каждая американская семья должна была принять к себе двух европейцев и разделить с ними свои доходы на три части. Республиканцы считали, что жители континента должны быть подвергнуты добровольной стерилизации. Сенатор штата Аляска предлагал ввести для европейцев специальные деньги, чтобы они могли покупать необходимые продукты и при этом не взвинчивали цены на американском рынке. В одном представители всех партий были единодушны: необходимо инвестировать большие суммы в строительство подводных лодок, бомбардировщиков, истребителей и баллистических ракет.

В остальном Вашингтон, казалось, жил обычной жизнью. Были и танцы, и веселые разговоры за обедом в избранном обществе, и театральные премьеры — но за смехом прятался страх. Однажды министр Франции в гневе удалился с приема, потому что оркестр заиграл модный в этом сезоне «Гольфстримский блюз». Несколько дней об этом случае говорили все вашингтонцы.

Тед больше не видел Кэй. Он пытался поговорить с ее отцом, но сэр Джошуа лишь сухо отвечал, что дочь нездорова и никого не принимает.

Все понимали, что летом мир неминуемо захлестнет война. Маленькая Венгрия направила свою армию к западу, без сомнения, опасаясь вторжения из Австрии и Германии. Тед счел это хорошей новостью. Если Германия предполагает начать агрессию против соседей по материку, значит, у Америки будет на одного врага меньше.

Но британский флот уже собирался в Атлантике. Этот океан поистине стал трассой мирового значения, потому что на его западном берегу сконцентрировался весь боевой американский флот, а на севере и на юге курсировали десятки тысяч маленьких суденышек. Все кто мог спешили найти тепленькое местечко в Африке или Австралии. Каждая европейская колония принимала неслыханный поток иммигрантов. Но этот поток в действительности был лишь тоненькой струйкой. Уезжали люди, у которых было достаточно золота для того, чтобы оплатить путешествие. Миллионы остались прикованными к родине. Одни владели землей, которая теперь не стоила ни гроша, другие — капиталами, вложенными в дело. Третьи просто были слишком бедны, чтобы купить билет на пароход.

Прямолинейная маленькая Голландия оказалась первой страной, открыто предложившей полный вывоз населения. Тед прочел ноту, напечатанную в прессе двадцать первого февраля. По существу, голландцы просто повторяли аргументы, прочитанные Кэй в лондонской газете: воззвание к человечности, обещание честного и труда на благо страны-спасительницы и призыв помнить о дружбе, какая всегда существовала между двумя нациями; коммюнике заканчивалось просьбой дать немедленный ответ по причине «крайности ситуации». Немедленный ответ и последовал.

Он тоже был напечатан в прессе. В учтивых выражениях Соединенные Штаты сообщали, что они не вправе принять население одной страны, отказав при этом остальным европейцам. Американцы, разумеется, примут голландских иммигрантов по полному размеру их квоты. Возможно даже, что данная квота будет увеличена, но снять ее совсем немыслимо.

Март принес с собой юго-западный ветер. В Южных Штатах началась весна, а в Вашингтоне закапало с крыш;, но в странах Гольфстрима все еще властвовала арктическая зима. Только в краю басков и в Южной Франции иногда веяло весной — это прорывались сквозь Пиренеи теплые ветры — вестники отклонившегося течения.

Напряжение в прессе и на политическом Олимпе не ослабевало. Ноты, представительства и коммюнике так и летали между державами, точно вспугнутые голуби, но тон этих посланий уже не отличался голубиной кротостью. Теперь они содержали жесткие требования и не менее твердые отказы.

Эйс Гаунт, как и пристало пророку, с горечью видел, что его предсказания сбылись в полной мере. Дошло до того, что правительство значительно сократило ассигнования Геологической службе — ведь ее исследования уже не играли решающей роли. Геологи сделали все, что могли, теперь они должны были уйти, уступив свое место военным.

Америка, Африка и Австралия переживали экономический подъем — ведь в их банки рекой хлынули европейские капиталы. Экспорт продовольствия невероятно вырос. Франция и ее колонии, которые с дней второго обесценивания франка так упорно держались за золото, теперь имели заметное преимущество, поскольку на золотые слитки можно было купить больше зерна, скота и угля. Зато страны бумажных денег, особенно Британия, мало чем могли помочь своим подданным, замерзающим в каменных коттеджах, лачугах или дворцах.