Джин Вульф - Пятая голова Цербера Страница 4

Мистер Миллион не позволял нам плутать в темноте по боковым аллейкам. Мы входили через главный вход вместе со старыми господами и их сыновьями. В этой части дома, где не было окон, был устроен сад с кустами и небольшим фонтаном, в котором беспрерывно звенела вода, падая на стеклянные плитки, а также была железная скульптура пса с тремя головами, с широко расставленными и погруженными в мох лапами.

Этой скульптуре наш дом был обязан своим названием. Головы были большие и немного прилизанные, морды острые, как и уши. Одна из голов ворчала, другая, средняя, присматривалась к миру, созданному в саду, с

- 7

интересом и вниманием, третья, ближайшая к инкрустированной костью двери, попросту смеялась. Приходившие к отцу посетители обычно хлопали третью голову между ушей. Их пальцы отполировали это место так, что оно стало похоже на черное стекло.

Таким был мой мир, когда мне было лет семь, может, чуть больше. Большинство дней я проводил в маленьком классе, где царствовал мистер Миллион, или в спальне, где в полнейшей тишине мы играли с Дэвидом. Разнообразие превносили походы в библиотеку, о которых я уже писал, или - что было еще реже - какие-нибудь другие развлечения. Время от времени я отодвигал вьюнок от окна, чтобы рассмотреть, что происходит во дворе, прислушивался к разговорам домочадцев. То, что они делали и о чем говорили, меня очень интересовало.

Я знал, что высокий мужчина с узким лицом, который правил нашим домом и которого девушки и слуги называли "мэтром", был моим отцом.

Помню, что существовала еще какая-то страшная женщина, перед которой дрожали все жившие в нашем доме и которую все звали "мадам". Однако, она не была ни моей матерью, ни Дэвида, и не женой отца. Такая жизнь, а вместе с ней и мое детство, закончилась в один прекрасный вечер, когда мы с братом лежали в постелях, обессиленные игрой и спором.

Кто-то потряс меня за плечо. Это был не мистер Миллион, а один из слуг в красном мундире.

- Он вызывает тебя, - сказал он. - Вставай!

Когда я поднялся, он заметил, что я в пижаме. Я стоял и зевал.

- Одевайся и пойдем, - добавил он.

Я послушался и натянул черные вельветовые брюки, которые носил в течение дня, и свежую рубашку. Комната, в которую меня провели закрытыми коридорами, пустыми от обычных здесь домочадцев, и разными закоулками, куда никогда не впускали гостей, затхлыми и пропахшими крысами, была библиотекой отца. Это здесь женщина в розовом рассказывала мне как-то об отце. Я никогда не был здесь раньше.

Однако, сейчас, когда мой провожатый постучал, дверь открылась и мы вошли.

Это произошло так быстро, что я едва успел опомниться. Дверь открыл мой отец и быстро закрыл за мной.

Оставив меня там, где я стоял, он прошел через всю длинную комнату и тяжело опустился в огромное кресло. На нем был красный пиджак с завязанным на шее черным платком. Так он одевался почти всегда. Длинные редкие волосы были зачесаны назад. Он внимательно смотрел на меня.

Помню, что губы мои дрожали от едва сдерживаемого страха.

- Ну, что ж, - сказал он спустя долгое время, - вот и ты. Как мне называть тебя?

Я назвал свое имя, но он покачал головой.

- Не то. Для меня у тебя должно быть другое, интимное. Если хочешь, выбери сам.

Я молчал. Мне показалось это невозможным - иметь другое имя, а не те два, что уже были у меня.

- Хорошо, - нарушил, наконец, отец тишину, - я выберу сам. Ты будешь Номер Пять. Подойди ко мне, Номер Пять.

Я подошел. Когда я остановился перед ним, он сказал:

- Хорошо. Я знаю, что ты шустрый мальчик. Мистер Миллион присыклает мне ваши контрольные работы и все ленты, на которых записаны ваши споры. Ты знаешь об этом? Знаешь, что я делаю с ними?

- Думаю, что выбрасываете, - ответил я.

У меня все похолодело внутри, когда отец наклонился ко мне.

- 8

- Нет, они все здесь. - Он холодно усмехнулся и нажал какую-то кнопку на подлокотнике кресла. - Запомни, ты не должен останавливаться.

На протяжении первых двух минут мне было интересно говорить.

В комнате, как по волшебству, появился мальчик немного моложе меня, а также разукрашенный солдатик из дерева с меня ростом. Когда я хотел дотронуться до него, моя рука прошла насквозь.

- Говори, - приказал отец. - О чем ты думаешь, Номер Пять?

Видимо, этот мальчик так же, как и я, думал о солдатике. Как туман, прошел он сквозь мои руки и попытался перевернуть солдатика.

Это были голограммы, трехмерные изображения, созданные интерференцией двух фронтов световых волн. Когда я рассматривал это в книжке по физике на плоских иллюстрациях, изображавших шахматные фигуры, они не казались такими зрелищными.

Прошло, однако, немного времени и шахматные фигурки в моей голове связались с привидениями, которые ночью бродили по библиотеке моего отца. Отец тем временем не переставал повторять:

- Говори, рассказывай что-нибудь! О чем, по-твоему, думает этот мальчик?

- Ему нравится большой солдатик, но он хочет опрокинуть его, потому что солдатик - только игрушка, хотя и больше его ростом...

Говорил я долго. Прошли часы.

Изображения менялись. Большого солдатика сменили котенок, кролик, тарелка с супом, крекеры, нож с вилкой...

Но трехлетний мальчик все время оставался на месте.

Когда старый слуга в потертом мундире пришел забрать меня, язык уже меня не слушался, горло страшно болело и слова выходили тихим шепотом. В ту ночь мне приснился маленький мальчик, гонявшийся то за одним из предметов, появлявшихся в комнате, то за другим. Его личность странным образом смешалась с моей и личностью моего отца таким образом, что я был одновременно наблюдателем, наблюдаемым и кем-то третьим, чуть ли не наблюдателем за первыми двумя.

На следующую ночь я заснул сразу же, как только мистер Миллион отправил нас в постели.

Я только удивился, что мне так страшно захотелось спать. Но сой мой был чуток, я сразу же проснулся, когда в нашу спальню вошел старый слуга. Но не я должен был вставать с постели, а Дэвид, я же сделал вид, что сплю, поскольку очень боялся, что, заметив, что я не сплю, слуга поднимет и меня. Украдкой я наблюдал, как брат одевается и пробует привести в порядок шевелюру. Не знаю, когда он вернулся, ибо спал мертвым сном. Мы не могли поговорить друг с другом до тех пор, пока не остались одни за завтраком. Он рассказал мне, что провел полночи так же, как и я, и видел те же самые голограммы - деревянного солдатика, котенка, миску супа, - и так же, как и я, должен был говорить без перерыва.

Единственной разницей было то, что отец спросил меня об имени.

Дэвид посмотрел на меня ничего не понимающими глазами, кусок рта застыл на полдороге к его рту.

- Как он тебя называл? - спросил я еще раз.