Рэй Брэдбери - Мессия Страница 4

Бледная рука в последний раз коснулась его чела. Послышался тихий топот убегающих босых ног.

Дверь распахнулась в звездное небо и захлопнулась вновь.

И еще долго гулкое эхо носилось по церкви, отдаваясь в каждом алтаре, в каждом алькове и улетая ввысь незрячим метанием одинокой птицы, ищущей и обретающей освобождение под высокими сводами. Наконец церковь перестала содрогаться, и священник возложил на себя руки, словно говоря самому себе, как дальше себя вести, как дышать, хранить спокойствие, молчание, мужество…

В конце концов он, спотыкаясь, подошел к двери и протянул к ней руку, желая распахнуть ее во всю ширь, выглянуть на дорогу, которая в этот час, наверное, была пустынна, и, возможно, увидеть исчезающую вдали белую фигуру. Он не стал открывать дверь.

Он пошел вокруг церкви, радуясь предстоящей работе, завершая ритуал запирания дверей. Немалый путь, чтобы обойти все двери. Немалый путь до следующей Пасхи.

Священник остановился у купели и увидел в ней лишь чистую воду, без всяких следов крови. Он погрузил в нее руку и смочил ею лоб, виски, щеки и веки.

Затем медленно вошел в придел и пал ниц перед алтарем, дав волю горьким и безутешным рыданиям. Он слышал, как его печаль то взмывает в агонии, то вновь возвращается из-под сводов башни, где висел молчаливый колокол.

Ему было о чем плакать.

О себе.

О человеке, который только что был здесь.

О том, как долго еще ждать, пока вновь откатят камень и найдут могилу пустой.

Пока Симон, названный Петром, снова увидит над марсианским берегом дух и самого себя, Симона-Петра.

Но более всего он плакал оттого, что — увы, увы, — оттого, что… никогда в жизни он не сможет поведать об этой ночи никому…