Юрий Рытхэу - Интерконтинентальный мост Страница 4

— Переключи на другую программу! — попросил Перси.

— Строительство моста через Берингов пролив…

Френсис добавила громкости. Говорил диктор из Нома. Будучи родом с острова Святого Лаврентия, он пользовался унифицированным эскимосским языком, по мысли создавших его ученых, понятным от Гренландии до берегов Чукотки.

— Строительство моста через Берингов пролив вдохнет новое тепло в застывшую жизнь Арктики, привлечет на Север новых, сильных людей, но самое главное — послужит мостом не только между материками, но и между народами Соединенных Штатов Америки и Советского Союза… Позвольте представить вам известного историка, специалиста по древним миграциям народов доктора Жана Калгари…

Историк заговорил по-английски:

— Археологические раскопки, начатые еще в середине прошлого века русскими учеными Сергеевым и Окладниковым, Диковым и представителем народа эскимосов доктором Тасьяном, неопровержимо доказали общность материальной истории древних обитателей Берингова пролива. Языковое и культурное родство несомненно. Но самым удивительным является то, что в памяти народов сохранилось свидетельство существования земной тверди на том месте, где сейчас беспрепятственно плещутся волны Берингова пролива. В легендах и сказаниях, бытующих у коренных жителей этой примечательной части планеты, описывается земля, простирающаяся от теперешнего мыса Дежнева до мыса Принца Уэльского…

— Френсис, переключи на Анадырь, — попросил Джеймс.

Анадырский диктор говорил на чукотском языке, который понимал один Джеймс Мылрок.

Молодой мужчина в теплом свитере, коротко подстриженный, сидел на фоне большой карты Берингова пролива.

— Соглашение о строительстве моста через Берингов пролив должно предусмотреть новые меры по охране окружающей среды, животного и растительного мира арктической тундры… Как известно, мысль о строительстве моста-плотины через Берингов пролив принадлежит русскому инженеру Борисову, который в начале пятидесятых годов прошлого столетия опубликовал в печати свои расчеты и соображения о строительстве плотины, соединяющей материки. Американский инженер Джозеф Стросс, строитель знаменитого моста в Сан-Франциско «Голден Гейт», также проектировал мост через Берингов пролив в самом начале двадцатого столетия…

Джеймс Мылрок внимательно слушал. Пока это не совсем то, что хотелось услышать.

— Ну, что он говорит? — нетерпеливо спросила Френсис.

— Говорит, что американец Стросс и русский инженер Борисов давным-давно придумали, как построить мост через пролив, — быстро ответил Джеймс.

— Ну вот, и тут приоритет белого человека! — шутливо заметил Перси.

Однако в его замечании сквозил оттенок настоящего раздражения.

Все смотрели на мелькающий под руками Френсис телеэкран.

Она покрутила все каналы, доступные старенькому телевизионному приемнику. Все дикторы, словно сговорившись между собой, на всех языках с одобрением комментировали новость.

— Почему же никто не говорит о нас, о людях, которых заденет строительство моста? — недоуменно заметил Джеймс Мылрок.

— Но ведь это только официальные отклики, — сказал Перси. — Надо немного подождать.

Открылась дверь, и, следуя старинному обычаю, без стука, в дом вошел Адам Майна. Время согнуло старика, но он еще был бодр духом. Он опирался на узловатую палку явно нездешнего происхождения, скорее всего подобранную на берегу после очередного шторма.

— Я тоже слыхал новость, — заявил старик с порога. — И вижу, что вы в растерянности.

— И один ты, как всегда, знаешь, что к чему, — с усмешкой заметил Джеймс Мылрок.

— Могу только сказать, что мост все равно будет построен и размышления надо вести именно от этого, — уверенно сказал Адам, усаживаясь в мягкое кресло, словно на корму кожаной байдары, где провел большую часть своей жизни.

— И куда же идут твои размышления? — не скрывая иронии, спросил Джеймс Мылрок.

У него было странное отношение к Адаму Майне. Да и не только у него одного. Почти все жители Иналика испытывали к старику двойственное чувство: с одной стороны, уважали его, с другой — несколько побаивались. Адам всегда говорил прямо, почему-то стараясь выпячивать худшее. Предсказания Адама почти наверняка сбывались, особенно мрачные.

Адам носил постоянные контактные линзы и видел, как морской ястреб. Он глянул в окно, словно высматривая ответ на исполосованных снегами крутых склонах острова Ратманова…

— Мои размышления идут туда, — кивнул Адам на остров.

Это было удивительно: Адам никогда не говорил загадками, и, словно в подтверждение установившейся репутации, старик продолжал:

— Оттуда прямехонько по мосту на хорошей машине покатят к нам коммунизм и большевики…

— Большевиков давно нет, — с уверенностью образованной особы возразила Френсис. — Они зовутся коммунистами.

— Тебе бы следовало знать после десяти лет учения, что разницы между большевиками и коммунистами нет, — заметил Адам. — Мост — это далеко не самое худшее, что грозит нашему острову…

Адам сделал длинную паузу. Приняв из рук хозяйки кружку кофе, попросил накапать туда тонизирующий экстракт из китовых гормонов, якобы продлевающих жизнь и молодость.

— Когда над нашими головами встанут опоры гигантского моста и проложат дорогу, нашему общению со своими братьями с другой стороны Берингова пролива придет конец, — продолжал он.

— Это почему? — удивился Джеймс Мылрок. — Я только что говорил с Иваном Теином, и он позвал меня на этот уикэнд.

— Посреди моста поставят специальную охрану: с нашей и советской стороны. Хочешь ехать к друзьям — объясни, зачем, на какой срок и, главное, что ты собираешься говорить там…

— Ну, это ерунда! — решительно возразил Джеймс Мылрок. — Так не было даже во времена холодной войны в прошлом веке.

— Кстати, — Адам вежливо улыбнулся, — я лучше всех вас помню те времена. К нам в конце века оттуда приехал человек. — Он кивнул в сторону пролива. — Встретили-то его хорошо, но что нам про него наговорили! Будто он специально послан, чтобы исподволь и тайком посеять среди нас коммунистические идеи. А был-то он, как оказалось, просто писатель.

— Когда мы впервые поехали в Уэлен, — перебил Джеймс Мылрок, — думаю, что и про нас там такое говорили: будто мы приехали сеять семена капитализма.

— Возблагодарим бога за то, что у нас вечная мерзлота: ничего не вырастает, сколько ни засевай нашу землю, — с улыбкой сказал Перси.