А. Аттаназио - Телефункен ремикс Страница 4

Снова пришел Черепаха, и во время передачи Тейма вложила монетку меж губ в персиковой помаде. Холодок обжег ей зубы, и боль зазвенела у нее в душе горестным пониманием, что она сидит на этой парковой скамейке, где за деньги можно купить самое отчаянное счастье на планете — а сама она этого счастья не хочет. Живо вспомнились обкуренная грусть матери и неоплаканное одиночество сестры, уставшей от всего, кроме синего дыма в стеклянной трубке кальяна. Она выплюнула нефритик.

— Эй!

Леон перемахнул через нее по-лягушачьи, едва не сбил с ног Черепаху и одним прыжком догнал катящуюся меж трещин и окурков монету.

— Да что на тебя нашло, Тейма?

Через черные очки подруга пригвоздила его сердитым взглядом.

— Твоя штука хотела мои мозги съесть.

— Ну да?! — С бессильной ухмылкой он поднял монетку. — Ага, значит, ты тоже заметила.

Тейма нахмурилась, переваривая свое возмущение, а после понизила голос:

— Жуть от нее, Леон. Лучше выбрось.

— С ума сошла?

Крутанувшись на каблуке, он вернулся и сел на скамейку, держа перед собой нефритик. Камешек холодно блеснул на солнце.

— Тут какая-то магия, детка.

Бритвы звезд брайлем вырезают знаки слепого случая в небесах. Ноэль один шагает по дорожке заброшенного сада за Сейлле. Рассеянный лик луны освещает путь средь узловатых одичавших яблонь и замшелых камней разрушающейся стены. Крах Отшельник, звероватый коротышка в одежде из сыромятных шкур трофейных животных, спустился с предгорий бескрайнего вереска и серебряных дней, где стоит его каменная хижина. Вот уже восемьдесят циклов каждое полнолуние Крах встречался с Ноэлем и другими беспокойными анамнестиками среди сумрака деревьев в синем безмолвии лунного дыма. Драма связывает их: декорации дикого мира, сломленного мира.

Крах, как и Ноэль, анамнестик, но в отличие от своего пылкого ученика Отшельник давно бросил данный ему древомилец, чтобы жить собственным умом и добычей с пустошей. Сейчас он невозмутимо восседает среди поганок и репейника в амфитеатре запущенных садовых террас.

— А, это ты, Познай Эля! — Эхо разносит его голос меж лиственниц, увитых плетями гороха. Среди приверженецев Краха был один дубль, раввин на Земи, и от него Крах узнал, что Эль — библейское имя Бога, и теперь не упускает случая радостно напомнить Ноэлю, что его имя означает «рождаться», добавляя: мол, если ты родился в Занебесной, то уж точно познал Эля. Крах умеет отпускать шутки, но он не духовный учитель в традиционном смысле, и если на него поднажать, неохотно признает: «Мир сам по себе священное писание».

Ноэль тяжело садится на землю. С рыданиями рассказывает о случившемся.

— Во-первых, возьми себя в руки. — Крах подается вперед; звякают, сталкиваясь, вплетенные в сальные косицы бусины. — Земь не место для глупцов с расстроенными нервами.

— Мне вообще не следовало туда отправляться.

— Верно. А теперь ты отправляешься снова. Поскольку должен. — Исходящее от него внутреннее спокойствие заставляет Ноэля собраться, рыдания замирают. — Вот почему ты послал за мной.

Ноэль утирает рукавом слезы.

— Твой дубль — не ты. — Крах отклоняется снова. Монголоидные глаза напоминают шрамы. — Повтори.

— Мой дубль — не я.

— На Земи люди ежеминутно умирают по ошибке или из-за злого умысла.

Голова Ноэля тяжело повисает.

— Тут нет ничего нового, Крах.

Темно-медная кожа Отшельника словно впитывает лунный свет.

— Кем бы ни был твой дубль, он страдал. И он опасен.

— Древомилец меня подготовил. — Гнев подталкивает Ноэля. — Послушай, старик, из-за тебя я стал задумываться о том, чтобы поменяться местами с дублем. — Он обвиняюще вскидывает голову. — Ты ведь проповедуешь естественную жизнь, так? Мол, надо быть верным своей истинной природе. Вот так я и решил поступить. Жить в диком и сломленном мире. Это должно было стать актом сострадания, а обернулось кошмаром. И я не знаю, смогу ли все исправить. Возможно, я не вернусь. Поэтому пришел попрощаться.

— Чем хорошо прощание, Познай Эля? — Крах сияет, бесконечно довольный собой, мудрый странник, охотник на антилоп и афоризмы, и гордо выдает старинный трофей: — Мы машем, показывая, что наша рука пуста. Пустая рука, полная тоски.

— Думаю, это попадает под категорию казуистики.

— И подобные слова говорит человек, который получает свое пропитание от дерева. — Крах разражается лающим смехом. — Когда приходится самому себя кормить, быстро понимаешь, что «Привет» и «Прощай» в самом деле случаются. Пустота и Наполненность. Выбор есть лишь в мечтах, а большинство не умеет мечтать и потому не имеет даже такого.

Ноэль опускает голову.

— Сомневаюсь, что хоть когда-то тебя понимал.

— Хорошо. — Коричневые и твердые, как кирпичи, руки Краха ложатся на плечи Ноэля. — Значит, когда вернешься, нам будет о чем поговорить.

Закат заложил запад змеями-полосами. Леон и Тейма стояли под стальными опорами колоссального моста.

— Вот тут я его видел. — Леона подгонял адреналин, не давая стоять спокойно. — И я сдрейфил! Он хотел поговорить, назвал свое имя. А у меня крышу снесло. Я просто сбежал!

— Ну не совсем же она у тебя поехала. — Подобравшись сзади, Тейма запустила руки в карманы его черной куртки на молнии. — Ты стащил нефритик.

Он прижимается к ней спиной.

— Ага.

— Как его звали?

— Джоэль… нет… Ноэль. — Достав из кармана нефритик, он повернулся в объятиях Теймы, едва не коснувшись ее носом. — Я подумал: если мы придем сюда вдвоем и его штуковину прихватим… ну, туда, где я ее получил, может… может, мы что-нибудь почувствуем.

Со дна ее медовых глаз поднялось согласие. Она сжала ладони поверх его, и обол из двух миллионов лет в будущем на мгновение превратил сумерки в пылающий меч. Когда жгучее лезвие вернулось в ножны темноты, черная мысль одновременно омрачила обоих. Какой-то ангел решительно и бесповоротно изгнал всю их планету во тьму случайностей и преступлений, а после удалился в неведомый, запретный, яркий мир, оставив их в серой безвестности, где становится все темнее.

Оба разом отпрянули, и обол звякнул об асфальт.

— Господи, Леон! — Тейма уставилась на него сквозь пелену жарких слез. — Господи Боже! Что это было?

— Хрена я знаю! — Хмыкнув с угрюмой бравадой, Леон присел над оболом, но не коснулся его.

— Ты тоже это почувствовал, Леон. — Она попятилась. — Я почувствовала, как ты почувствовал.

Он передернул плечами.

— Ну, почувствовал. Словно сделал глубокий вдох очень холодной ночью. В каком-то далеком-далеком месте. И внутрь тебя забирается нереальное одиночество, будто дома у тебя вообще нет.