Марианна Алферова - Салон для робота Страница 4

Маль обессиленно закрыл глаза и провалился в короткий, похожий на обморок сон. Ему снился «ПРО-I». Он был новенький, лакированный, блестящий, с человечьим лицом. Только на месте бляхи с номером и индикатором зияла черная дыра и от нее поднимался теплый пар, как от живого.

— Это ты виноват со своей идейкой сделать из меня друга, — проговорил робот и вытянул вперед руку.

Маль увидел на металлической ладони сердце — ненастоящее, игрушечное, обтянутое красной синтетической тканью… И это сердце билось…

Маль проснулся, закричав от ужаса; при виде этого игрушечного сердца его охватило омерзение, какое испытываешь только во сне — всепоглощающее и безумящее мозг. Несколько раз уже наяву вскрикнув, Маль заметался по постели. Ужас постепенно уползал, но медленно. Казалось, страх растворяется и застывает в окружающей рухляди навсегда. Маль вновь потянулся к персоналке.

— Салон! — почти закричал он, когда ему ответили. — Сектор семь, этаж семь «Б»… У меня есть экземпляр для ликвидации. Модель? Самая старая… Человек… Почему нельзя?.. Когда я хочу… Да, я… Пусть меня ликвидируют немедленно, сейчас же! Я требую этого, слышите, требую! Немедленно! Сейчас же!..

Он бил кулаками по измятой постели и захлебывался от крика, хотя связь давно прервалась…

— Энн-Мари, вы сегодня прелестны, — Деш встал с кресла и, держа в одной руке бокал, подошел к девушке и погладил ее черные блестящие волосы, как всегда, по лбу схваченные лентой. Будто ненароком рука соскользнула и легла на плечо. На Энн-Мари было длинное черное платье без рукавов с глубоким вырезом. В ложбинке полуобнаженной груди и в ушах брызгали синими огнями дорогие бездельные камни. Деш был в обычном, домашнем кимоно золотистого цвета с драконами и белые шорты. В распахнутый ворот у шеи виднелась белая полоска давнего шрама. На Энн-Мари Деш смотрел восхищенно и в то же время насмешливо.

— Ты красивая, черт возьми, но вот в чем твоя красота, не могу понять, хоть убей… — проговорил он и снял руку с плеча Энн-Мари. — Я многое не могу понять, — он шел к своему креслу и разглагольствовал, жестикулируя так, будто ораторствовал в высшем совете, а не перед Энн-Мари и Грандом у себя дома. — Я не могу понять, почему надо отравлять жизнь и мир, когда они так прекрасны, — и он обвел рукою стены, покрытые темными под дерево панелями, будто это был весь божий мир, полный золотого света, зелени, звенящей синей воды и шумных вздохов океана. — Так прекрасны, — повторил Деш, опрокинул залпом бокал и, будто внезапно обессилев, упал в кресло. — Присаживайся Энн-Мари, что же ты стоишь, — он кивнул на свободное кресло. — Мы посидим и поговорим о несовершенстве мира…

Энн-Мари села. Казалось, не будь разрешения Деша, она бы так и осталась стоять. Гранд внимательно досмотрел на нее. Даже для робота она слишком подчинила себя Дешу. Впрочем, у каждого робота своя структура и свой образ мышления. Образ действий Энн-Мари — полная имитация человеческой жизни и полное подчинение Дешу. Но теперь и Гранд избрал для себя подчинение Дешу, потому что принадлежать Дешу — это значит — жить, покинуть его — умереть. Это новый закон, открытый им в новой жизни, которая началась после бегства из салона. Гранд не знал, зачем Деш позвал его и усадил рядом с собой за этот низенький лаковый столик, уставленный бокалами и бутылками — ведь он, Гранд, не может пить вина, пьянеть и… Но теперь Гранду стало казаться, что в этом приглашении таится важный смысл, пока от него еще скрытый так же, как смысл его внешнего, Грандова, превращения в человека. Мозг не мог сделать нужный вывод — не хватало информации.

— Да, меня всегда интересовал вопрос, — проговорил Деш, вновь наполняя свой бокал до краев, — почему люди так любят приказывать? Ведь робот твоего уровня, Гранд, вполне может сам программировать свои действия, более того, сам искать объект своей деятельности, руководствуясь поставленной задачей. То есть вести так называемый открытый поиск и принимать оптимальное решение с помощью экспертной системы.

— Вам может не понравиться мой выбор… — осторожно начал Гранд.

— Ты как раз главное и угадал, — негромко рассмеялся Деш. — У людей трясутся поджилки, когда они слышат о чужой свободе. Им кажется, что лишнее движение — это лишнее зло. Раб думает? Запретить! Обыватель думает? Отучить! Робот думает? Ликвидировать! Не сметь то, не сметь это и в результате самый простенький приказ ты, Гранд, уже не сможешь выполнить, потому что для исполнения тоже нужна свобода, свобода осмыслить, понять и принять… И поскольку, Гранд, ты не можешь подчиниться и стать законопослушным… Да, законопослушным, чувствуешь, Гранд, какое это прекрасное слово… да, поэтому тебя убивают… Вот так… — Деш внезапно застонал, будто ему нанесли удар. — Но ведь так человек и себя лишает простора, себя связывает… И смотри… Вот я — человек, а что я могу? По закону, не больше, чем ты Гранд. А на самом деле? По природной своей силе и уму? До сумасшедшего много. Так что же тут сделать. Гранд? Что сделать, Энн-Мари? Может, забраться на крышу и ороситься вниз? Тут и будет мне последняя и уж предельная, бесконечная свобода…

— Не говори так, Деш, — попросила Энн-Мари.

— Хорошо, я буду молчать, молчать и пить, — Деш скривил губы и оттолкнул бокал от себя. Тот скользнул по полированной поверхности стола и замер у самого края подле белой руки Энн-Мари. — Пей, — приказал Деш, — пусть все будут пьяны и забудут, что они — пауки и вся жизнь уходит на выдавливание ядовитой паутины в которой они сами путаются, как мухи…

Энн-Мари взяла бокал и покорно выпила все до дна, как воду — маленькими глотками.

— А я рву паутину. Всю жизнь, — продолжал Деш. — Я нарушаю нелепые законы. Я модернизирую роботов, что запрещено. Я снимаю пошаговый контроль, что запрещено. Я покупаю роботов, идущих на ликвидацию, что запрещено. Я возвращаю их к жизни, что запрещено. Я продаю их, что запрещено. Я придаю им человеческий облик, что запрещено вдвойне…

— Вы модернизировали меня не только снаружи? — Гранд ощутил противное жжение внутри — это значило, что мозг перешел на форсированный режим работы. — Зачем?

— Хочу быть среди людей, — отвечал Деш и самодовольно хмыкнул.

— Меня уничтожат!

— Тебя и так хотели уничтожить, — заметила Энн-Мари.

— Тогда — иначе, а теперь нарушен закон…

— Мой закон тоже все нарушают, — Деш провел рукой по лицу, — и потому плевал я на все дурацкие человечьи бумажки…

— Что это значит — твой закон? — спросил Гранд. — Он касается роботов?

— Нет, людей… Все очень просто: «Человек не может причинить вред роботу. Человек должен обеспечить наиболее полноценное функционирование робота…»