Роберт Говард - Великодушие настоящего мужчины Страница 4

Мы быстро сошлись в центре ринга, и я врезал левой ему в голову. И тут же в моей руке вспыхнула чудовищная боль, и я на секунду ослеп, а сила покинула мои конечности. Я понял: Ногая сломал мне кость в локте, и теперь я, однорукий калека, противостою одному из опаснейших бандюг семи морей!

В тот миг, когда я ослабел от боли в сломанной руке, Брэнд прыгнул вперед и нанес мне страшный удар в голову. Я покачнулся и засеменил ногами как слепой, а он добавил левой и правой! И опять слева, справа мне по кумполу, да так, что я повалился на канаты. Толпа вскочила на ноги, вопя от изумления. Прижимаясь спиной к канатам, я отчаянно отбивался здоровой рукой, и мне удалось отогнать Брэнда на середину ринга, где он занял прочную позицию, и мы стояли голова к голове, обмениваясь размашистыми ударами. Но это не могло длиться долго - моя левая висела плетью, и я не мог ни закрыться ею, ни сфинтить. Брэнд рассек мне ухо, наполовину закрыл глаз и расквасил губы. Пошатываясь под градом ударов, я впечатал ему кулак в корпус, заставив согнуться и отступить, - тут гонг застал его месящим воздух в стремлении не подпустить меня ближе.

Когда я уселся на табурет, Майк ткнулся носом в мою правую перчатку и тихо зарычал. Почуял, что у меня неприятности.

- Почему не бьешь левой, чертов олух? - поинтересовался мой секундант, промокая губкой кровь на моей физиономии.

- Не могу,- с усилием пошевелил я разбитыми губами. - Ногая сломал.

Помощник едва не уронил губку.

- Что? Дерешься со сломанной рукой! Я бросаю полотенце! Брэнд тебя прикончит!

- Бросишь полотенце, убью! - оскалился я. - Я уложу Брэнда и одной лапой.

Когда мы поднялись на второй раунд, Билл Брэнд уже смекнул, что от моей левой мало проку, и решил быстро закончить бой. Не рискуя нарваться на мой "правый убойный" он атаковал, прикрывая левой голову и ловко блокируя локтем мои удары по корпусу. Он знай лупил меня по корпусу и голове, но я отчаянно сопротивлялся, и ему не всегда удавалось уходить от моей здоровой правой. Не прошло и десяти секунд раунда, как я заставил его покачнуться от хлесткого удара в висок, потом нырнул под его левую и содрал коротким хуком кожу с ребер.

Но я получал больше, чем два к одному. Он дубасил меня, как кузнец наковальню, швырял на канаты, и наконец посреди ринга отвесил три ужасающих хука по подбородку. Я ответил "убойным" правой под сердце, от которого он крякнул, но тут же отреагировал левой и правой по корпусу, потом левой в глаз, запечатав его окончательно. Затем его свинг справа угодил мне по сломанной руке, и от боли меня едва не стошнило. Я пошатнулся, и Брэнд, чувствуя слабину, набросился на меня, как дикий кот на воробышка. Он прогнал меня по рингу шквалом классных ударов и уложил на пол возле канатов.

Я поднялся до начала счета и отчаянным правым в голову заставил его отпрянуть, но вскоре он разбил мне нос хуком левой, рассек кожу на челюсти коротким тычком правой и едва не оторвал мое и без того багровое ухо жестким левым свингом.

Я не успел ответить правой в челюсть, и он выдал мне прямо по сопелке апперкот, заставивший меня запрокинуть голову. Затем хук правой в челюсть отбросил меня на канаты, а когда я, шатаясь, расстался с ними, то столкнулся с черным кожаным тараном и повалился на колени. Ослепший и окровавленный, я поднялся на счет "девять", но шикарные левый и правый свинги уложили меня обратно. Я смутно слышал, как толпа вопила Джиму, чтобы остановил бой. Он поинтересовался моим мнением на этот счет, но я лишь отрицательно покачал головой, брызгая во все стороны кровью, и кое-как поднялся снова. Я почти не заметил возвратившего меня на пол удара, но почувствовал, как грянулся плечами о доски, и потерял сознание. Позже мне сказали, что я лежал не шелохнувшись, и гонг прозвучал как раз в тот момент, когда Барлоу произнес: "Девять".

Очнулся я на своем табурете. Меня поддерживал секундант, а рядом стоял Барлоу.

- Стив, я останавливаю бой, - сказал он. - Ты спекся.

- Дай щепотку нюхательной соли, - задыхаясь, попросил я. - Я еще не спекся. Не останавливай бой, Джим Барлоу.

Я понюхал соль, и в голове просветлело. На виске у Брэнда я заметил кровоточащую рану - стало быть, его все-таки достал один из моих отчаянных хуков правой. Брэнд был крепок, но не настолько, чтобы легко переносить мои удары, когда они достигали цели. Эх, будь у меня целы обе руки! Неужели я выдержал всю эту пытку напрасно? Неужели я вырубил Ногая и Ладо лишь ради того, чтобы проиграть этому лимончику? И выходит, Старик все-таки потеряет "Морячку"? От этих мыслей я пришел в бешенство. Зарычав диким зверем, я вслепую смел моего секунданта и, шатаясь, поднялся с табурета. Прозвучал гонг, и Брэнд двинулся ко мне.

Я устремился к нему по прямой. Меня обуревала и едва не валила с ног знаменитая ирландская ярость.

Брэнд встретил меня прямым левой; я ощутил, как согнулась его рука, когда я налетел на нее, и по запястье утопил правую в его брюхе. Он крякнул и пошатнулся. Я продолжал наседать, работая правой, как отбойным молотком. Держу пари, что публике в этом зале еще никогда не доводилось видеть такое "воскрешение". Брэнд сопротивлялся изо всех сил, но их не хватало. От его ударов я шатался, как пьяный, и на ринг брызгала кровь, но остановить меня было уже невозможно. Я наседал без малейшей передышки и бил, бил, бил! Те, кто видел этот бой, говорили, что я дрался, как загнанный в угол черт. Еще бы, ведь я сражался ради Старика и "Морячки"!

Я погнал Билла Брэнда, как волна гонит щепку. При каждом моем ударе по корпусу рука тонула по запястье, а каждый удар по голове пускал ему кровь. Теперь его физиономия была под стать моей, он тоже задыхался и шатался. Билл уже не надеялся исправить ситуацию с помощью кулаков. Он просто махал руками изо всех сил, чтобы не подпустить меня ближе.

Но я был неодолим. По сути, я дрался в обмороке, ринг плыл в красной пелене. Передо мной маячило лицо Билла Брэнда, бледное, с гримасой отчаяния и потеками крови. А мною всецело овладело желание сократить дистанцию и бить, бить, бить!

Я даже не слышал исступленных воплей толпы, но чувствовал, как слабели удары Билла. Он уже кренился, барахтался, шел ко дну. И тогда я вложил мои убывающие силы в одну серию яростных ударов и почувствовал, как он обмяк; я ощутил отдачу моего "убойного" в челюсть и увидел, как он повалился, точно куль с опилками. После этого я откинулся на канаты и старался не упасть, пока Джим Барлоу вел отсчет.

Говорят, я выбрался с ринга сам. Не знаю, как мне это удалось. Помню только, как ревела обезумевшая толпа, как меня хлопали по плечам, как жали мне руку, - короче говоря, публика осталась удовлетворена. Потом я сидел за столом в раздевалке, и мне вправляли руку, заштопывали ухо и рассаженный висок, смазывали коллодием многочисленные ссадины.