Стенли Вейнбаум - Под знаком если Страница 4

- Диксон, - сказал в заключение отец, - у тебя нет никакого понятия о времени. Абсолютно никакого.

Тут мне вспомнился разговор с ван Мандерпутцем, и, не удержавшись, я спросил;

- А как у вас насчет этого понятия, сэр?

- У меня есть, - сказал он самым серьезным тоном. - Конечно, есть. - И, подняв указательный палец. с видом оракула возгласил: - Время - деньги!

С людьми, имеющими такие взгляды на жизнь, спорить бессмысленно.

Однако его клеветнические заявления (особенно относительно "Байкала") пробудили во мне некоторое беспокойство. Даже успей я вовремя, вряд ли мое присутствие на борту лайнера помогло бы избежать катастрофы. Меня терзали сомнения - получалось, что я, хотя и косвенно, виновен в гибели четырехсот пассажиров и членов экипажа, а это мне совсем не нравилось.

Конечно, если бы они подождали меня еще минут пять, или я успел бы вовремя, или они вылетели бы согласно расписанию, а не на пять минут позже, или если бы..., если бы...

Если! Я вдруг вспомнил ван Мандерпутца и его есливнзор миры под знаком "если", фатальные, таинственные, существующие бок о бок с реальностью в настоящем времени и все-таки вне его. Где-то, среди бесконечного множества этих призрачных миров, существует один, который может дать мне ответ на вопрос: что случилось бы, если бы я не опоздал на лайнер? Оставалось только позвонить ван Мандерпутцу, чтобы назначить время, и выяснить все раз и навсегда.

Но такое решение далось мне нелегко. Предположим - просто предположим, - что я окажусь виновным; не с точки зрения закона, разумеется, ибо в данном случае для судебного преследования или чего-нибудь в этом роде нет никаких оснований. Я даже не могу нести моральной ответственности за случившееся несчастье - кто мог тогда предположить, что мое присутствие или отсутствие на борту лайнера окажется настолько весомым для решения участи пятисот человек? Откуда я мог знать, в какую сторону - жизни или смерти - дрогнет стрелка весов судьбы? Пет, в любом случае я просто виновен, и все.

И в то же время я не мог оставить все как есть. Муки неизвестности порой причиняют большие страдания, чем угрызения совести.

Я бросился к ближайшему видеофону, набрал номер университета, и через минуту на экране появилось недовольное лицо ван Мандерпутца, которого мой звонок оторвал от утренней лекции.

Я был само проворство и деловитость, когда на следующий вечер торопился на встречу с профессором. И наверняка успел бы вовремя, не вынырни откуда-то сбоку регулировщик, которому непременно захотелось меня оштрафовать, якобы за превышение скорости. И все-таки, открыв дверь и увидев меня, ван Мандерпутц был ошеломлен.

- Ну и дела! - ахнул он. - Мы с тобой чуть было не разминулись. Я как раз собирался в клуб. Никак не ожидал увидеть тебя раньше чем через час. Сегодня ты опоздал всего на несколько минут!

Я пропустил его замечание мимо ушей.

- Профессор, мне нужен ваш есливизор!

- Что? Ах, да. Тебе повезло. Я уже собрался было его разбирать.

- Разбирать? Но зачем?

- Он сделал свое дело - подсказал мне гораздо более интересную идею, а для ее реализации мне понадобится место, которое он сейчас занимает в лаборатории.

- А могу я спросить, что это за идея?

- Можешь. Ты и весь мир, который с огромным интересом ждет ее осуществления, возможно, кое-что уже и знаете, но сейчас ты услышишь о ней из уст самого автора. Я хочу ни больше ни меньше - составить автобиографию самого ван Мандерпутца! - Он выдержал эффектную паузу.

Я разинул рот.

- Собственную автобиографию?

- Вот именно. Человечество, быть может, не сознавая того, жаждет познакомиться с ней. Я опишу в подробностях свою жизнь, свою работу. Я предстану перед миром как человек, несущий ответственность за три долгих года последней войны.

- Вы?

- Я и никто другой. Не будь я тогда субъектом, с потрохами преданным правительству Нидерландов, сохранявшему нейтралитет, не стой я в стороне от событий, то вместо изнурительной трехлетней войны мы сокрушили бы Азию за три месяца. Как показал есливизор, я составил бы компьютерную программу, просчитывающую шансы на победу в каждом бою. Ван Мандерпутц исключил бы элемент случайности в военных действиях. - Он нахмурился: - Однако вернемся к моему проекту. Автобиография ван Мандерпутца! Что ты об этом скажешь?

Я сделал отчаянную попытку собраться с мыслями.

- Ну... в общем... это колоссальная идея! - Я постарался вложить в свои слова как можно больше энтузиазма. - Я непременно куплю себе экземпляр. Пожалуй, даже несколько экземпляров и разошлю их своим друзьям.

- А я сделаю на твоем авторскую надпись, - снисходительно пообещал профессор. - Ей тогда цены не будет. Я напишу что-нибудь соответствующее случаю, что-нибудь вроде "Magniiicus sed поп superbus" - "Великий, но не гордый!" Это даст наиболее верное представление о ван Мандерпутце, который, несмотря на свою гениальность, остается простым, скромным человеком без особых претензий. Ты не согласен?

- Да почему? Вернее не скажешь! Только... профессор, можно мне еще раз воспользоваться есливизором, прежде чем он освободит место, необходимое для воплощения ваших гениальных замыслов?

- А! Ты хочешь узнать что-то еще?

- Да. Помните, в газетах писали о катастрофе лайнера "Байкал"? Я должен был лететь на нем в Москву, но опоздал... - И я рассказал ему все.

- Гм, - хмыкнул он. - Так ты хочешь знать, что могло бы произойти, если бы ты не опоздал к вылету? Что ж, па этот счет есть несколько вариантов. Среди миров под знаком "если" есть один, который мог бы стать реальностью, успей ты вовремя, еще один, в котором корабль задержался бы на более чем пять минут, наконец, тот, в котором ты успел бы к лайнеру за пять минут предоставленной отсрочки вылета. Который именно тебя интересует?

- Последний. - Он показался мне наиболее вероятным. В конце концов, было бы слишком наивно полагать, что Диксон Уэллс сможет когда-нибудь обойтись без опозданий. Что касается второго варианта... они ведь сами не стали меня дожидаться, что в любом случае снимало с меня всякую ответственность.

- Пошли, - буркнул ван Мандерпутц,

Мы миновали физический корпус и, пройдя длинным коридором, вошли в его захламленную лабораторию. Прибор по-прежнему стоял на столе. Я занял место перед психоматом и воззрился на экран. Перед глазами снова поплыли разноцветные тени, и в их изменявшихся формах и сочетаниях цветов я пытался разглядеть подсказку, которая подстегнула бы мою память, натолкнула бы ее на события того памятного утра.

Наконец я увидел то, что хотел: уходящее вдаль слегка выгнутое полотно моста Стейтен-Бридж, с бешеной скоростью мчащееся мне навстречу. Я кивнул ван Мандерпутцу. Послышался щелчок, и есливизор заработал.