Юрий Тупицын - Ходовые испытания Страница 4

Очнулся он не сразу, а словно просыпаясь после глубокого сна. Очнулся и некоторое время недоуменно смотрел на приборную доску. Потом разом вспомнил все, и сердце у него екнуло - значит, все-таки не удержался на тонкой грани дозволенного. Глаза его привычно обежали контрольные приборы и остановились на ярком красном огне. Это был злой, угрожающий сигнал. Глядя на него, Ларин понял, что проиграл бой. Проиграл в самый последний момент, когда победа была рядом, рукой подать. Проиграл бездарно перестарался. Пока он был без сознания, реактор успел выйти на закритический режим. Взрыв реактора мог произойти буквально каждый миг, катапультироваться бессмысленно.

Странно, но Ларин не испугался. Он был слишком измотан, чувства его притупились так, словно по ним прошлись грубым рашпилем. Глаза заливал пот, от перегрузок ныли кости, голова была тяжелой, как после бессонной ночи. Что взрыв? Это не страшно. Он ничего не успеет почувствовать. Просто исчезнет. В тысячные доли секунды температура подскочит до нескольких сот миллионов градусов. Все испарится - реактор, рейдер и он, Ларин. Все превратится в первозданные атомы. Ларин закрыл глаза и обессиленно откинулся на спинку кресла.

И вдруг теперь, когда борьба была уже завершена, когда Ларину ничего больше не оставалось, как сидеть и ждать неизбежного, страх смерти внезапно и властно затопил каждую клеточку его большого, живого тела. Он не хотел умирать! Это было жестоко и несправедливо! Стискивая челюсти до боли в зубах, Ларин из последних сил сдерживал ужас перед небытием. "Скорее же, скорее!" - торопил он и молил ядерный взрыв. Но взрыва все не было.

Тогда он открыл глаза и как в тумане увидел перед собой приборную доску. Пот залил глаза и мешал видеть. Ларин тряхнул головой и почувствовал, как бешено, мощными толчками забилось сердце. Контрольная лампа реактора не горела. Не горела совсем! Реактор "замерз"! Красный сигнал горел на щитке командной радиостанции. Он горел потому, что его звал, умолял ответить и никак не мог дозваться старт-спутник. Только измотав себя перегрузками, Ларин мог попасть в такой просак!

Ларин потянулся к выключателю радиостанции, но рука не послушалась. Она была чужой, незнакомой. Она крупно дрожала, и Ларин ничего не мог поделать с этими странными, не своими движениями. Нахмурив брови, он с трудом подчинил себе руку и дотянулся до выключателя.

- Ларин! Немедленно катапультируйтесь! - кричал руководитель испытаний.

Прямо ладонью Ларин вытер лицо и, откинувшись на спинку кресла, передохнул. Потом нажал кнопку внешней связи.

- "Спутник", я "Вихрь", - начал Ларин и замолчал, удивляясь тому, каким огромным и неповоротливым стал у него язык.

- "Спутник", я "Вихрь", - повторил Ларин, старательно выговаривая каждое слово, - реактор заморожен. Хода не имею. Прошу буксир.

После мгновения изумленной тишины космос взорвался пестрым хором голосов и криков. Говорили и кричали разом и руководитель испытаний, и его дублер, и спасательный бот, и главная радиостанция старт-спутника, и даже контрольная радиостанция самой Земли.

- Ура!..

- Молодчина, Андрей!

- Победа!

- Слава Ларину!

А потом глухо прозвучал чей-то слабый, сдавленный голос, и наступила оглушающая тишина. Только слабый шорох космических помех, шепот далеких звезд нарушали ее. И в этой тишине все тот же слабый голос с трудом проговорил:

- Ан... Андрей Николаевич!

Ларин узнал голос Шегеля.

И устало улыбнулся.